Мое время — ночная пора - [22]

Затем он прищурил глаза и выпятил губы, в точности как это делал ректор Даунз, и вручил ему чек на один доллар — свой вклад в строительный фонд.

Публика онемела, но тут он воскликнул: «Шучу, шучу!» и помахал чеком на десять тысяч долларов, после чего церемонно его вручил.

Кое-кто из публики полагал, что Робби Брент уморительно забавен. Иных же, как, например, доктора Джин Шеридан, раздражало фиглярство Брента. Кто-то слышал, как после она сказала — юмор не должен быть жестоким.

Следом выступил Гордон Эймори, наш кабельный телекороль. «Меня не взяли ни в одну спортивную команду Стоункрофта, — сказал он. — Вы не представляете, как я умолял дать мне возможность стать спортсменом… и подтвердил истинность старой присказки: «Проси осторожнее, просьбу могут и выполнить». Вместо этого я стал телеманьяком, затем начал анализировать то, что смотрю. Вскоре я понял, почему какие-то передачи — авторские программы, комедии положений, реконструкции реальных событий — популярны, а какие-то проваливаются. С этого и началась моя карьера. Я взрастил ее на отверженности, разочарованиях и обидах. Ну и прежде чем я уйду со сцены, позвольте мне развеять некий слух. Родительский дом я поджег случайно. Я курил, а когда выключил телевизор и ушел спать, не заметил, что тлеющий окурок завалился за пустую коробку из-под пиццы, забытую мамой на диване».

Не дав публике опомниться, мистер Эймори презентовал строительному фонду чек на сто тысяч долларов и в шутку сказал ректору Даунзу: «Да будет вечно продолжаться великое дело закалки умов и сердец в Стоункрофтской академии».

С таким же успехом он мог послать куда подальше, подумал Джейк, вспоминая с какой самодовольной усмешкой уселся Эймори на свое место.

Последней награждали доктора Джин Шеридан. Она рассказала, как росла в Корнуолле, городе, который на протяжении почти ста пятидесяти лет является средоточием людей зажиточных и незаурядных. «Как студентка я получила отличное образование в Стоункрофте. Это понятно. Однако есть еще одно учебное заведение, вне школьных стен — это наш город и его окрестности. Здесь, в наших краях, я прониклась духом истории, что и повлияло на всю мою дальнейшую жизнь и профессиональные успехи. За это я бесконечно благодарна».

Доктор Шеридан не заявила, что была здесь счастлива, не напомнила старожилам о семейных ссорах родителей, будораживших город, думал Джейк Перкинс, не упомянула, что всему классу было известно, как она рыдала после иных родительских сцен, получивших широкую огласку.

Итак, завтра все это закончится, подумал Джейк, потянулся и шагнул к окну. Огни Колд-Спринга, городка на противоположном берегу Гудзона, терялись в тумане. Надеюсь, к утру он рассеется, подумал Джейк. Нужно сделать репортаж о поминальной службе на могиле Элисон Кэндал, а к полудню успеть в кино. Он слышал, что во время службы собираются также помянуть и прочих четырех умерших выпускниц.

Джейк вернулся к столу и посмотрел на фото, найденное в архиве. Какая невероятная превратность судьбы — мало того, что в последний год учебы пятеро ныне покойных выпускниц сидели за одним обеденным столом с Лаурой Уилкокс и Джин Шеридан, так они еще и погибли, одна за другой, в том же порядке, в каком сидели.

Неужели Лаура Уилкокс будет следующей? Причудливое стечение обстоятельств, или кто-то за этим стоит? Ерунда. Женщины умерли за период в двадцать лет, каждая по-своему, в разных уголках страны. Одну из них вообще лавиной накрыло, когда она каталась на лыжах.

Это судьба, заключил Джейк. Просто-напросто судьба.

25

— Я намерена остаться еще на несколько дней, — сказала Джин портье, позвонив ему воскресным утром. — Это не сложно устроить?

Она знала, что несложно. Наверняка остальные участники встречи сразу же после полдника в Стоункрофте разъедутся по домам, так что освободится много номеров.

Было еще только пятнадцать минут девятого, а она уже успела встать, одеться, выпить кофе, соку и откусить от лепешки из заказанного легкого завтрака по-европейски. Она договорилась зайти к Алисе Соммерс сразу после обеда в Стоункрофте. Там будет Сэм Диган, и они смогут поговорить, не опасаясь, что им помешают. Сэм сказал, что усыновление, даже тайное, следовало зарегистрировать, и юрист должен был заверить бумаги. Он спросил Джин, имеется ли у нее копия документа, который она подписывала, отказываясь от ребенка.

— Доктор Коннорс не оставил мне никаких бумаг, — объяснила она. — А может я сама не захотела оставлять себе памятку о том, что натворила. Я действительно не помню. Я ничего не соображала. Когда он забрал ребенка, из меня словно сердце вырвали.

Этот разговор натолкнул ее на другую мысль. В воскресенье, в девять часов, перед поминальной службой по Элисон, она намеревалась сходить на утреннюю мессу в церковь Святого Фомы Кентерберийского. В юности она была прихожанкой этой церкви и во время разговора с Диганом вспомнила, что и доктор Коннорс тоже. Вчера, среди бессонной ночи, ей вдруг пришло в голову, что принявшие ребенка люди также могли быть прихожанами церкви Святого Фомы.

Вспомнилось, что Джин когда-то высказала доктору Коннорсу пожелание, чтобы Лили выросла католичкой. И если приемные родители были католиками и прихожанами церкви Святого Фомы Кентерберийского, быть может, Лили крестили именно там. Если удастся просмотреть записи о крещении между концом марта и серединой июня того года, то это поможет найти Лили.