Моё индейское детство - [29]

Задолго до того, как индейцы стали делать музыкальные инструменты, они сочиняли и пели песни, в которых отражалась история их племён. Индеец говорил в них о войнах, священных обрядах, странствиях. Были военные песни, песни исцеления, песни храбрости, песни благоговения перед Великой Тайной, песни любви. Кроме того, различные военные общества имели песни, которые исполнялись только их членами. У каждого человека также имелись песни, сочинённые им самим. Эти песни уважались, как частная собственность, и никто не мог без разрешения петь песню, сочинённую другим. Сочинители песен иногда дарили их другим, как любой иной ценный подарок. И что бы ни случалось в жизни индейцев – они пели.

Я ДОБЫВАЮ ПЕРВОГО БИЗОНА

Наконец, пришёл тот день, когда отец взял меня с собой на бизонью охоту. Как же я был горд!

До сих пор помню, как отец учил меня тем вещам, которые я должен был знать, чтобы стать хорошим охотником. Я учился делать луки и натягивать тетиву, мастерить стрелы и оперять их. Я учился держаться на лошади независимо от скорости её бега и вырабатывал отвагу, чтобы не дрогнуть перед любой опасностью. Всё это я освоил ещё до того, как отец взял меня с собой на охоту.

Это было событие, которого любой мальчик племени Лакота ждал с нетерпением. Ехать бок о бок с лучшими охотниками племени, видеть, как бегут огромные стада бизонов, и затем привезти домой добычу – это был самый прекрасный день в жизни каждого индейского подростка. Лишь одно событие могло сравниться с этим – первое сражение, когда ты встречаешься с врагом лицом к лицу, готовый защищать свой народ.

Итак, однажды утром мы отправились на охоту, посвятив весь предыдущий вечер необходимым приготовлениям. Несмотря на то, что в каждом типи кипела работа, снаружи не было слышно ни звука. В день перед бизоньей охотой все сидели в своих типи, а какой-нибудь старик обходил весь лагерный круг, повторяя: «И-ни-ла, и-ни-ла», – негромко, но так, чтобы слышали все. Это значило: «Тише, тише». Разведчики сообщили, что бизоны близко, поэтому в лагере должна была стоять тишина. Старику не было необходимости заходить в каждое типи и объяснять, что пришли бизоны, и потому мужчинам следует приготовить оружие, а матерям сделать так, чтобы дети не плакали. Одного слова «и-ни-ла» было достаточно, чтобы во всём лагере воцарилась тишина. Этой ночью не было слышно ни разговоров, ни детского плача. Даже собаки и лошади подчинялись этому требованию, и тишина стояла повсюду. Взаимопонимание взрослых, детей и животных было вполне обычным явлением в лагере Лакотов. Это естественно, когда индеец и его домашние животные понимают друг друга с полуслова и даже вовсе без слов. Есть некоторые слова, которые понимают и собаки, и лошади. На охоте, если один из охотников даже очень тихо говорил: «А-а-ах», – то люди, собаки и лошади сразу же останавливались и прислушивались. И пока охотник прислушивался, животные слушали тоже.

Несмотря на тишину во всём лагере, ночь накануне бизоньей охоты как всегда была суматошной. Было много разговоров внутри типи, у огня. Точились ножи и стрелы, на луки натягивались тетивы, а колчаны заполнялись стрелами. Стояла уже глубокая осень, и вечера были холодными. Мы с отцом сидели у огня и говорили об охоте. Мне было всего восемь лет, и я понимал, что мне не дадут самостоятельно убить бизона. Но тем не менее, я был очень взволнован, глядя на отца, занятого приготовлениями.

На охоту я надел свою накидку из бизоньей шкуры. Мать сделала мне кожаный пояс, который держал накидку, если я сбрасывал её с плеч. Ранним утром в ней было очень тепло.

Вы можете представить себе, как я сидел у огня, глядя на своего отца. Мои волосы падали на спину, на мне была набедренная повязка и мокасины, а на поясе висел нож в кожаных ножнах. К тому времени, как мне исполнилось восемь лет, у нас было уже много ножей и у меня был свой собственный. Я отправился спать, прижимая к себе свой лук, чтобы когда наступит утро, всё было у меня под рукой.

Отец наточил наконечники моих стрел и мой нож. Точильный камень был длинным и хранился в особой кожаной сумке. Он был не в каждом типи, его передавали друг другу по очереди, и иногда он обходил весь лагерь.

Насколько я помню, у меня было десять стрел, которые я сложил в свой колчан. Когда все приготовления были закончены, отец рассказал мне, что я должен буду делать во время охоты. Потом мы пошли спать, и отец сказал, что он надеется на удачу в завтрашней охоте, и что он принесёт домой много мяса и шкуру, которую его жена сможет обработать. Я не мог заснуть от волнения всю ночь. Грядущий день должен был стать для меня серьёзным испытанием. От меня зависело, будет ли отец доволен мною. Каков будет результат охоты? Хватит ли у меня мужества достойно встретиться с опасностью? Пожалуй, именно тогда я почувствовал, что расту и становлюсь мужчиной. Что-то особое произошло в тот день, который я помню до мельчайших подробностей. Это было испытанием моего духа, и я могу сказать, что не проявил слабости, а напротив, сделал то, чем мог потом гордиться.

На следующее утро охотники ещё до рассвета начали ловить своих лошадей. Я тоже пошёл вслед за отцом и поймал своего коня. Я всё делал так же как отец, стараясь показать ему, что он вовсе не должен постоянно руководить мною. Мы привели лошадей к нашему типи и взяли свои луки и стрелы.