Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис - [86]
Alfred Kemp’s по адресу Кэмден-хай-стрит, 20, был еще одним магазином, в котором бурлящая жизнь района переплеталась с его долгой торговой историей. Здесь продавали подержанные мужские костюмы, а основную аудиторию составляли все те же ирландские работяги, которым нужна была неброская брючная пара для походов в церковь или в бильярдную. Так писал о магазине и его товарах Дэвид Томсон – в 1980 году они казались ему старомодными:
Секонд-хенды по большей части мерзки: от одежды, развешенной в зале столь темном, что ничего толком не разобрать, смердит мочой и засохшим потом. Не то Alfred Kemp’s – это просторный, хорошо проветренный и освещенный магазин, где если и пахнет, то тщательно натертым полом. Всю одежду, какую я там пересмотрел, прежде отстирали, подлатали и освежили в химчистке. В витринах секонд-хендов чаще встретишь тачки и колеса – все, что угодно, только не одежду. У Кемпа вся витрина завешана пиджаками, куртками, брюками, рубашками, заставлена ботинками. С улицы, прежде чем набраться смелости и войти, их можно хорошо разглядеть – а когда войдешь, по левую руку, за прилавком… увидишь… каморку, в которой обитает, в свободное от приема поставок и обслуживания покупателей время, сам хозяин. Над нею висит красно-черная табличка, предупреждающая о полицейской бдительности. Стоит кому-то только задуматься о том, чтобы своровать у Кемпа, как уже полиция и все торговцы в окрестностях Кэмден-хай-стрит непостижимым образом узнают об этом… С покупателями Кемп обходителен и по-старомодному сдержан, как заведено в наиболее престижных фирмах. Он рассказал, что во времена его отца в окрестностях двух миль было свыше пятисот магазинов такого типа – а выжили только он и Moss Bros[485].
Как и Holt’s, в конце 1970-х годов Kemp’s начал привлекать более молодую публику, которая находила его пестрый ассортимент ничуть не менее соответствующим самым передовым вкусам, чем товары, выставленные на продажу на рынке дальше по улице. Саггс, фронтмен «Madness», называл его «фантастическим магазином… Я ухватил там превосходный зеленый пиджак и кучу всего другого… Здесь было лучше, чем в Oxfam, – из-за пожилого продавца, который всех прекрасно обслуживал. Можно было представить себя джентльменом в старомодном ателье и позабыть, что покупаешь всего-то подержанный костюм»[486]. Такой подход к одежде позже исповедовали панки и, если говорить о более локальной субкультуре, «новые романтики». Одежду из Holt’s и Kemp’s можно было увидеть в нарядных интерьерах «Кэмден-палас» – театра, построенного на рубеже веков в пару к Бедфордскому мюзик-холлу (его представления и публику писал живописец Сикерт), располагавшемуся через дорогу. Некоторое время здесь располагался дешевый кинотеатр, звукозаписывающая студия BBC, а в 1977 году «Кэмден-палас» вновь ненадолго стал знаменит под названием «Музыкальная машина» (Music Machine) как место проведения концертов альтернативной музыки, нередко сопровождавшихся потасовками. В 1982 году театр стал местом проведения вечеринок «Клуб для героев» Стива Стрейнджа и Расти Игана, которые существовали с 1978 года. Изобретательный дресс-код посетителей (фантастическое сочетание гардероба актера-любителя, травести и веймарского декаданса) отражал последний тренд на ретро, которому следовали и магазины, и лотки Кэмдена, превращая его из района джентрификации и контркультуры в обиталище сентиментального и вычурного попа. Невинный фолк-стиль Holt’s и Kemp’s в этом смысле уже действительно принадлежал другой эпохе.
Уличный стиль в зените
Атмосфера [в Кэмден Локе] легкая и расслабленная, здесь есть что-то парижское, в духе центра Помпиду. <…> Тут процветают ткачество, вязание, создание украшений и прочие искусные ремесла, и их продукты составляют большую долю рыночных товаров. Рынок в Dingwall’s – это что-то невероятное… к несчастью, в последнее время можно наблюдать что-то вроде «кэмденского синдрома», чреватого возникновением большого числа женщин в сари, к спинам которых примотаны худосочные младенцы, вцепившиеся в цельнозерновой сухарик, и мужчин с жидкими бородами и в очках, выданных Национальной службой здравоохранения[487]… подобный тип регресса характерен для районов, внезапно ударившихся в „этничность“. <…> Одежда [которая здесь продается] интересна тем, что она либо действительно поношенная, либо сделана так, чтобы выглядеть поношенной. Такой товар в большой моде и с большой претензией – с претензией и весь район[488].
Мизантропический тон в устах Кевина Перлмуттера, когда тот в 1983 году описывал Кэмденский рынок туристам, не был чем-то из ряда вон выходящим. Динамичное расширение Кэмден Лока вызывало столько же возмущения, сколько и восторгов. Не менее примечательной, чем товары, на нем продававшиеся, была публика, его посещающая, – и в рынке с прилегавшими районами авторы находили отражение восприимчивости общества северного Лондона к мировой повестке. Авторы двух основных лондонских журналов с афишей событий, City Limits и Time Out (обязанных своим рождением той же энергии контркультуры, что питала рост Кэмденского рынка), видели в посетителях рынка, толпящихся между прилавками, свою аудиторию, людей, разделяющих одну систему ценностей, и статьи этих изданий помогают восстановить со множеством подробностей типы уличных обитателей Лондона в указанный период. Расширение рынка совпало с появлением эклектичных стилей «Hard Times» и «Buffalo»
«…Французский Законодательный Корпус собрался при стрельбе пушечной, и Министр внутренних дел, Шатталь, открыл его пышною речью; но гораздо важнее речи Министра есть изображение Республики, представленное Консулами Законодателям. Надобно признаться, что сия картина блестит живостию красок и пленяет воображение добрых людей, которые искренно – и всем народам в свете – желают успеха в трудном искусстве государственного счастия. Бонапарте, зная сердца людей, весьма кстати дает чувствовать, что он не забывает смертности человека,и думает о благе Франции за пределами собственной жизни его…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«…Церковный Собор, сделавшийся в наши дни религиозно-нравственною необходимостью, конечно, не может быть долгом какой-нибудь частной группы церковного общества; будучи церковным – он должен быть делом всей Церкви. Каждый сознательный и живой член Церкви должен внести сюда долю своего призвания и своих дарований. Запросы и большие, и малые, как они понимаются самою Церковью, т. е. всеми верующими, взятыми в совокупности, должны быть представлены на Соборе в чистом и неискажённом виде…».
Статья посвящена положению словаков в Австро-Венгерской империи, и расстрелу в октябре 1907 года, жандармами, местных жителей в словацком селении Чернова близ Ружомберока…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Исследование является продолжением масштабного проекта французского историка Мишеля Пастуро, посвященного написанию истории цвета в западноевропейских обществах, от Древнего Рима до XVIII века. Начав с престижного синего и продолжив противоречивым черным, автор обратился к дешифровке зеленого. Вплоть до XIX столетия этот цвет был одним из самых сложных в производстве и закреплении: химически непрочный, он в течение долгих веков ассоциировался со всем изменчивым, недолговечным, мимолетным: детством, любовью, надеждой, удачей, игрой, случаем, деньгами.
Исследование доктора исторических наук Наталии Лебиной посвящено гендерному фону хрущевских реформ, то есть взаимоотношениям мужчин и женщин в период частичного разрушения тоталитарных моделей брачно-семейных отношений, отцовства и материнства, сексуального поведения. В центре внимания – пересечения интимной и публичной сферы: как директивы власти сочетались с кинематографом и литературой в своем воздействии на частную жизнь, почему и когда повседневность с готовностью откликалась на законодательные инициативы, как язык реагировал на социальные изменения, наконец, что такое феномен свободы, одобренной сверху и возникшей на фоне этакратической модели устройства жизни.
Почему общества эпохи Античности и раннего Средневековья относились к синему цвету с полным равнодушием? Почему начиная с XII века он постепенно набирает популярность во всех областях жизни, а синие тона в одежде и в бытовой культуре становятся желанными и престижными, значительно превосходя зеленые и красные? Исследование французского историка посвящено осмыслению истории отношений европейцев с синим цветом, таящей в себе немало загадок и неожиданностей. Из этой книги читатель узнает, какие социальные, моральные, художественные и религиозные ценности были связаны с ним в разное время, а также каковы его перспективы в будущем.
Красный» — четвертая книга М. Пастуро из масштабной истории цвета в западноевропейских обществах («Синий», «Черный», «Зеленый» уже были изданы «Новым литературным обозрением»). Благородный и величественный, полный жизни, энергичный и даже агрессивный, красный был первым цветом, который человек научился изготавливать и разделять на оттенки. До сравнительно недавнего времени именно он оставался наиболее востребованным и занимал самое высокое положение в цветовой иерархии. Почему же считается, что красное вино бодрит больше, чем белое? Красное мясо питательнее? Красная помада лучше других оттенков украшает женщину? Красные автомобили — вспомним «феррари» и «мазерати» — быстрее остальных, а в спорте, как гласит легенда, игроки в красных майках морально подавляют противников, поэтому их команда реже проигрывает? Французский историк М.