Модноверие - [67]

— Кондрат, значит, по воде, а остальные — в воду?! — раздался рядом громкий яростный голос. Михаил резко обернулся. В двух шагах стоял Максим. Несмотря на свои габариты, он подошел совершенно бесшумно и, судя по всему, слушал проповедь лесного деда уже несколько минут.

— Изыди, фарисей и лицемер! — заорал на него Кондрат не менее яростно. — Знаю, знаю, чего тут ищешь! Души невинные загубить, на Матушку покуситься. Вот ужо огласит тебя Кондрат!

Дед со злобой отбросил пустую банку и стоял, сверкая глазами из седых зарослей.

— Как тех, что тут утопли?! — выкрикнул Макс.

— Воды Матушкины священные загрязняющие да исчезнут, — спокойно и грозно произнес Кондрат, после чего повернулся и исчез в кустах. До двух тяжело дышащих, как после долгого бега, москвичей, не донеслось ни звука.

— Мишка, он это народ топит, точно тебе говорю! — горячо заговорил Максим.

Но Михаил покачал головой. Он словно отходил от тяжелого сна.

— Тип, конечно, тот еще. Но только тонуть тут давно стали. Да и в том, что он говорит, много правды…

— Какой правды?! — вскинулся эмчеэсовец. — Что каждого, кто в их долбаном озере искупается, порешить надо?!

Вместо ответа Михаил стал что-то искать в кустах. Макс с интересом смотрел, как дознаватель поднял отброшенную Кондратом банку и бережно положил ее в прозрачный пакет.

В этот вечер Михаил не собирался беречь покой своей хозяйки.

— Дмитриевна, — глядя прямо в старушечьи глаза, спросил он, управившись с тарелкой щей из щавеля, — Кондрат — он местный или пришлый?

Попытка старухи сделать вид, что она не слышала вопроса, не увенчалась успехом: инспектор начинал злиться на эту круговую поруку.

— Ты уж скажи, — зловеще проговорил он, — иначе, знаешь, ответственность за дачу заведомо ложных показаний никто не отменял. Вы тут не понимаете, что жизни вашей тихой конец пришел — большой человек пропал, в покое вас теперь не оставят.

— Батюшка для нас не чужак, — тихо проговорила Дмитриевна.

— И давно он тут появился?

— Да еще когда я молодкой была…

«Сколько же ему лет?» — удивился Михаил.

— А чем живет? — продолжил он допрашивать хозяйку.

— Да духом одним! — вдруг яростно выпалила старуха. — Почти и не ест ничего, хоть в любой хате тут его накормят. В лесу живет, зимой и летом босиком ходит, каждый день ледяной водой обливается. Святой как есть! А главное, батюшка озеро наше бережет. Оно же живое, Навье наше…

Голос старухи стал вдруг нежным и мечтательным. Но уже в следующий миг она со злобой выкрикнула:

— И в обиду мы ни батюшку, ни озеро не дадим!

Она отвернулась и начала готовиться ко сну, всем видом показывая, что разговор окончен.

В общем-то, теперь у Михаила не осталось классического вопроса: «Кому выгодно?» Но оставался другой: «Как?» Не обращая внимания на ворчащую за ширмой бабку, он присел к столу, достал суперфон, развернул экран и вошел в общую базу МВД. После этого инспектор достал пакет с выброшенной Кондратом банкой, лазерным сканером снял с нее отпечатки пальцев и, вбив допуск, ввел их в базу. Поиск занял несколько минут. Просмотрев документ, Преображенский присвистнул. Судя по досье (весьма солидному) старик действительно звался Кондратом, а фамилию имел самую простую. И родился он в год первой русской революции… То есть было ему сто двадцать лет!

В тридцать пять лет простой шахтер вдруг начал проповедовать учение о покаянии людей перед природой, которую называл Матушка, о слиянии с ней и о естественном образе жизни. Сам он тоже придерживался такового: действительно зимой и летом ходил босиком и в одних трусах, обливался ледяной водой на морозе. В СССР, разумеется, неоднократно сидел и лежал в психбольницах. Постепенно собрал вокруг себя группу последователей, а после ухода коммунистов стал главой мощного движения. Но, неожиданно для всех, бесследно исчез в середине лихих девяностых. Надо думать, именно в это время он поселился в Явленке. Удивительно, но за все эти годы его никто не нашел, хотя он не особенно скрывался. Никто не мог предположить, что исчезнувший знаменитый гуру и полусумасшедший деревенский знахарь — одно лицо. Да и явленцы, надо думать, в рот воды набрали, оберегая своего «батюшку».

Ходили слухи, что исчез Кондрат не просто так: было вроде бы уголовное дело по факту исчезновения некоторых адептов его секты, подозревали человеческие жертвоприношения. Но самые тщательные поиски Михаила по базе ничего не дали — никаких упоминаний об этом деле не было. Впрочем, это не говорило ни о чем: среди последователей Кондрата были весьма влиятельные люди, вполне способные в годы межвластной смуты изъять это дело из всех архивов. Поклонники же Кондрата были уверены, что он взят живым на небо, и почитали его как воплощение Бога.

Михаил прочитал несколько принадлежащих Кондрату вероучительных текстов, хмурясь все больше. Восприятие его двоилось: с одной стороны он вполне мог разделить идеи жизни в природе. Но, с другой, его отталкивала холодная жестокость к людям, которые, судя по всему, для Кондрата были ничем по сравнению с мощью и благостью Матушки.

Из-за ширмы давно доносился храп Дмитриевны. Михаил выключил суперфон и лег на свой матрас, тараща глаза в темноту. Хорошо, пусть Кондрат топит людей в озере. Но, во-первых, каким образом, а во-вторых, почему успешный лидер крупной секты вдруг решил сделаться отшельником? Поговорив с Кондратом, Михаил не сомневался, что тот совершенно искренне рвется возвращать людей к природе, а в этой маленькой деревне у него не было достойных слушателей для проповедей. Значит, или он действительно боялся уголовного преследования, что маловероятно: этот человек в свое время не испугался Ежова, который допрашивал его на Лубянке. Или есть в этих местах нечто, что привлекло его и заставило остаться.