Модное восхождение. Воспоминания первого стритстайл-фотографа - [26]

Публикация в майском номере Glamour — шляпка для работающих девушек

Идеальна для путешествий

Шляпа-веер William J.

Складывается, как веер

Не занимает места

Однажды в снежную ночь я отложил шитье примерно в двенадцать часов и пошел гулять с собакой. Снег нанесло глубокими красивыми сугробами. У отеля Plaza стояли сани, запряженные лошадьми. Я сел в них и прокатился по Центральному парку, чувствуя, как пробуждается вдохновение.

В то время у меня было не так уж много друзей, ведь шляпы занимали все мое время, дни и ночи. К тому же работа приносила мне столько удовлетворения, что я не ощущал потребности в общении с людьми. Но те немногие друзья, с кем я все же поддерживал контакт, всегда ужасно злились, когда наступало время готовить коллекцию. Они не понимали, почему в это время я их избегаю. Но мне казалось, что люди могут повлиять на меня, и я старался этого не допустить. Я никогда никому не рассказывал о грядущей коллекции и не показывал ничего до самого дефиле. Причиной такой секретности был не темперамент и не страх, что мой дизайн украдут, а то, что люди всегда начинали давать советы. Особенно это касалось тех шляп, которые были единственными в своем роде и не похожими на чьи-либо еще. Меня нещадно критиковали, а критика для дизайнера смертельна и убивает вдохновение в те важные часы и дни, когда мы творим. В день, когда я заканчивал творить и показывал свою коллекцию, пресса, байеры и друзья могли говорить мне все что угодно, мне уже было все равно. Я искренне выразил себя своей коллекцией, она была моей до последнего стежка, и все сказанное после уже не имело для меня значения.

При этом меня часто злило невежество журналистов. Нередко по описанию было непонятно, о какой модели идет речь. Но больше всего меня бесили целые развороты, которые пресса посвящала своим любимчикам, из года в год показывавшим одно и то же старье. После каждого показа я впадал в глубокую депрессию, чувствовал себя выжатым как лимон, да и обстоятельства этому только способствовали. Байеры требовали внести изменения в дизайн, а мои самые оригинальные модели никогда не покупали. Миссис Нильсен всегда была рядом, чтобы приободрить меня и успокоить добрым словом. Каждое утро по пути на работу она заходила в собор Святого Патрика и молилась. Иногда приносила святую воду и обрызгивала ей магазин. Уверен, это помогло нам преодолеть многие трудности.

* * *

Я жил в комнате в глубине дома, той же, где мы шили и придумывали шляпы. Каждый вечер перед сном мне предстояла задача отыскать кровать под грудой шляп. Бизнес рос, и все заработанные деньги я тут же вкладывал в дело. Я никогда не тратил на себя, не оплатив все счета. В первые четыре года меня вышвырнули из семи банков: я выписывал чеки, не имея денег на счету. Мне всегда казалось, что я сумею насобирать нужную сумму вовремя, но мое отсутствующее деловое чутье и банковская система были трагически несовместимы. К счастью, меня это не очень беспокоило, ведь в итоге я все равно возвращал долги. (Как только я смог себе это позволить, то нанял бухгалтера: он следил, чтобы мои финансовые дела были в порядке.)

Худший сезон для шляпного бизнеса — лето: в мае, июне, июле и августе покупатели могут не появляться неделями. Чтобы свести концы с концами и бесплатно питаться, на лето я всегда устраивался работать в ресторан. А миссис Нильсен подкладывала в мою обувь картонные стельки, чтобы закрыть самые большие дыры. Она вырезала их из плотного картона, на который наматывали тонкую вуаль.

Но летом 1955 года меня ждали перемены к лучшему. Тогда я придумал шляпку из плиссированной вуали, и это спасло меня в голодный летний сезон, а салон заработал достаточно денег на создание осенней коллекции. Девушка, с которой я тогда встречался — Эстель Нотон, — работала в Glamour и показала редакторам мою идею, те поместили ее в майский номер и разослали мою рекламу своим клиентам. Эта шляпка была по-настоящему новаторской и приносила мне прибыль еще восемь лет. Я использовал для нее черную нейлоновую сетку Macy’s по двадцать восемь центов за ярд, которую мы плиссировали. Шляпка складывалась и раскладывалась, а по форме напоминала треугольные головные уборы азиатов. Мы продали сотни таких шляп по цене 10 долларов 95 центов — прибыль была ошеломляющей. Будь я прозорливым дельцом, я пустил бы их в производство.

На второй год я не хотел делать эти шляпы: мне казалось, что повторяться нечестно, — но моя подруга миссис Мэк пригрозила, что изготовит копию в другом ателье, если я не сделаю ей еще одну такую же. С тех пор каждый сезон мы повторяли дизайн.

Нашим следующим коммерческим и творческим успехом были смешные шляпы для пляжа. Придумывая их, я дал волю фантазии — ведь с пляжными шляпами не надо было думать о толпе нудных старушек, сетующих, что шляпа не подходит к пальто или костюму. Большую популярность салону принесла огромная, размером с зонтик, соломенная шляпа с длинной целлулоидной бахромой, пришитой к полям по краю и свисающей до самого пола. Идея с бахромой пришла мне в голову, потому что я терпеть не могу солнце: я решил сделать что-то вроде портативного пляжного бунгало с тростниковой крышей. Короче говоря, журнал Look отвел этой шляпе целых три полноцветных страницы! Не думаю, что кто-то надевал ее на пляж, разве что смеха ради, но как шляпа для вечеринок она имела огромный успех. Ее надевали на маскарады и неизменно выигрывали первый приз. Однажды я и двое моих друзей надели эти шляпы в черном цвете на студенческий бал для учащихся художественных колледжей. Мы изображали трех ведьм из «Макбета». К нашему большому удивлению, мы выиграли первый приз — пятьсот долларов. С каждым годом мои пляжные шляпы становились все более популярными. И делать их было одно удовольствие. В один год я придумал шляпы в виде яблок, апельсинов, груш и моркови, а также шляпу в форме ломтика арбуза. На следующий год была шляпа в форме рыбы, немало повеселившая отдыхающих на пляжах Америки и Европы. Потом я сделал коллекцию шляп в форме ракушек. Одна шляпа получилась такой большой, что мне пришлось вымачивать солому в ванне, наполненной водой, а затем скручивать ее в форме гигантской спиральной раковины. Другая шляпа имела форму жемчужной раковины, роль жемчужины играла голова. К сожалению, эти шляпы продавались хуже, так как стоили от двадцати пяти до тридцати пяти долларов, и даже несмотря на столь высокую цену, я не получил с них много прибыли. Все доходы достались плагиаторам, которые наделали кучу дурных копий и продавали их тысячами. (А однажды знаменитый итальянский дизайнер сделал шляпу в форме рыбы через год после того, как ее придумал я, и сказал, что это его собственный дизайн. Мне, призн