Мод - [7]

В тот день не было ни радости, ни веселых песнопений, никто не хлопал в ладоши — только на протяжении всей службы раздавался тихий женский плач. Брат Кларк, как мог, утешал нас. Он был из тех людей, которые немедленно вызывают доверие. Светловолосый, голубоглазый, миловидный. Лет ему было около тридцати. У него было крепкое, мускулистое тело — не от чтения Библии, которому он посвящал каждый день, но от работы на родительской ферме.

В тот день он не прохаживался, как обычно, из стороны в сторону, за кафедрой, и не размахивал руками, а стоял на одном месте и рассказывал о том, как много лет назад брат и сестра Клейборны приняли Господа нашего Иисуса как своего Спасителя и как вся их жизнь была тому живым свидетельством. Он сказал, что они достигли той вершины добродетели, к какой должен стремиться каждый прихожанин, чтобы жить праведной жизнью без греха. И еще он сказал, что теперь, в этот самый день, они сидят по правую руку Господа, вместе с младенцем, ведь он умер, не успев согрешить.

В ночь накануне я так много плакала, что в церкви слезы уже не шли. В словах священника я нашла утешение, потому что верила в их искренность.

Закончив проповедь, брат Кларк спел еще одну песнь, а затем мужчины подняли на плечи три сосновых гроба. Самый большой из них взяли шесть человек — в нем лежал мой папа. Четверо несли маму, а последний нес перед собой крошечный гробик с младенцем. На улице нас ждала телега. Вслед за ней мы все вместе пешком отправились на маленькое кладбище на окраине города и всю дорогу пели гимны.

Гробы опустили в три заранее вырытые ямы. Брат Кларк еще что-то сказал о том, что все мы из праха и во прах обращаемся, затем помолился об утешении тех, кто остался на этом свете. Один за другим собравшиеся подходили к могилам, каждый брал горсть земли и бросал ее на крышку гроба. Мы с Томми были последними, но я не бросила свою горсть земли — просто не смогла. Мама ненавидела грязь. Я лишь опустила голову, уставившись на ноги Томми, и прошла мимо могил, не глядя на них.

Когда мы с Томми вернулись домой, сестра Кларк отвела меня в спальню Хелен и показала все, что я должна была делать, чтобы за ней ухаживать. Она наконец очнулась и заявила, что сама может о себе позаботиться, но сестра Кларк лишь шикнула на нее и сказала, что, если она хочет поправиться, ей придется следовать указаниям врача.

Она объяснила, как поддерживать в чистоте интимные места Хелен и как мыть ее, обтирая тряпочкой. Еще научила менять белье на постели Хелен, пока она сама там лежит. Я внимательно слушала все ее наставления, чтобы ничего не упустить и все сделать правильно.

Закончив, сестра Кларк быстро меня обняла.

— Будет что-то нужно — скажи. Это ненадолго. Через несколько недель она совсем поправится, и ты снова станешь маленькой девочкой. Пока же ты остаешься за старшую.

Я вдруг подумала: должно быть, в тот последний год, с того момента, как Хелен вышла замуж, мама готовила меня к тому, что мне придется делать. Я решила сразу же приступить к выполнению обязанностей хозяйки. Собрала грязное постельное белье и унесла на задний двор, где стояли две большие лохани: одна — для стирки, другая — для полоскания. Набрала воду, подогрела ее и сама отнесла к лоханям. Затем настрогала фруктовым ножом мыло в горячую воду, точь-в-точь как мама. Выстирав и развесив белье, я сменила воду и принялась стирать одежду.

Потом приготовила скромный обед на троих — для меня, Томми и Хелен. В доме было полно еды, которую принесли друзья. Кто-то самый умный принес глыбу льда, чтобы продукты дольше оставались свежими. Я нарезала ветчину, отварила картофель и порезала салат. Затем поставила все на поднос и отнесла Хелен. Томми взял свою тарелку и ушел в спальню, чтобы пообедать вместе с ней, а я устроилась за столом на кухне.

Поблагодарив Бога за всех наших друзей и еду, я пообедала в одиночестве и вымыла посуду.

Томми просидел весь день в спальне, а когда Хелен спала, держал ее за руку. В тот же вечер брат и сестра Кларк принесли для меня нормальную кровать, чтобы я больше не спала на полу, и еще связку вещей, пожертвованных прихожанами. Кое-что из вещей было совсем новое. Там было пальто, три платья, а нижнего белья столько, что я могла стирать его всего раз в неделю. Томми со священником поставили кровать в комнату, предназначавшуюся для малыша. Вынося колыбельку в амбар, Томми разрыдался, и брат Кларк похлопал его по спине и заверил, что наступит тот день, когда он внесет люльку обратно.

Какое-то время Хелен была слаба, и я делала все, чтобы ухаживать за сестрой и содержать дом в чистоте. Через несколько недель силы начали понемногу к ней возвращаться, и вскоре она встала на ноги. В психологическом смысле мне не пришлось ей много помогать, но полностью бразды правления домом Хелен взяла еще не скоро. И даже тогда самая тяжелая работа, — стирка и уборка, — остались на мне.

Похоже, мне не суждено было снова стать маленькой девочкой, хотя жизнь мало-помалу возвращалась в прежнее русло. Я снова стала ходить на занятия, а также посещать воскресную школу. Там я встречалась с друзьями, но никогда не приглашала их в гости. В конце концов, я и сама была в гостях, к тому же мне некогда было рассиживаться на крыльце, как делала Хелен до замужества. Слишком много забот было по дому.