Моцарт. Посланец из иного мира - [11]

Слушая графиню, я многозначительно молчал.

— Не принимай близко к сердцу, друг мой, — сказала Вера Сергеевна, склонившись в мою сторону.

И тут она неожиданно взяла мою руку в свои ладони — они были прохладными и гладкими, как у ребенка; мои же источали жар и были потными. Погладила меня по голове, точно мальчика, она проговорила обыденным тоном:

— Запомни: когда встретишься с подобным в следующий раз, ты легко выдержишь все испытания.

Лурье вновь сменила тему разговора, и к ней вернулся обычный ее тембр:

— Сударь, вы привезли мне русские лекарства. Ваша презентация подразумевает мой ответный ход, и мы с вами поступим согласно ритуалу, принятому в Европе. Теперь моя очередь вручать вам подарок.

Фрау Лурье вновь заговорила со мной нормальным тоном, а я вдруг осознал, где я нахожусь и по какому поводу. Германия, предместье Западного Берлина — Вильмерсдорф. А я вновь вернулся на грешную землю в столь привычно-серые будни.

Хотя, ответный ход графини вызвал у меня протест.

— Нет, нет! — вскричал я. — Пожалуйста, не нужно никакой благодарности! То, что я здесь, у вас — уже для меня награда, даже честь.

В самом деле.

Пока я очень неубедительно отказывался от ответного подарка, Вера Сергеевна поднялась с дивана и открыла створку книжного шкафа. На полке лежал какой-то предмет, очертаниями похожий на увесистую бандероль. Сверток был завернут в пергамент — наподобие древних манускриптов и перевязан пеньковой веревкой; мне померещились даже сургучные печати. Время не пощадило пергамент — тот выцвел, бечевка была истерта и обтрепана.

— Если говорить корректно, то это рукопись — сказала Вера Лурье, протягивая мне сверток. — Можно это считать и подарком, но в другом смысле.

Манускрипт в пергаменте, настойчиво предлагаемый мне, странным образом просился в руки. Лишь только он оказался у меня в руках, как все внутри похолодело, как будто от свертка исходила реальная опасность.

Это ощущение было знакомо мне по экзаменационной лихорадке во время сессий в институте, когда еще не вошел в аудиторию и не взял билет. Ощущение: пан или пропал!.. Но тут все было иначе: я вытянул «экзаменационный билет», который стопроцентно не знал.

Уютно устроившись в кресле, на левой спинке которого безмятежно развалился кот Васька, безвольно вытянув все четыре лапы, Вера Лурье приготовилась, как я понял, к серьезному со мной разговору. Свою речь она повела медленно, будто исполняла священный ритуал; наверное, с единственной целью: чтобы я запомнил каждое ее слово:

— Отныне, мой русский друг, на вас ложится серьезная, даже опасная для жизни миссия. Во-первых, ни одна сторонняя душа не должна знать, что вы — обладатель тайных документов, поскольку вы можете поплатиться за это. Во-вторых, постарайтесь не реагировать на домогательства или попытки вторжения в ваши сферы посторонних сил. И в-третьих, когда все, чем вы обладаете, будет опубликовано и станет явью, тогда ничто не будет угрожать больше вам. Так что, главная линия поведения — невозмутимость, смелость и чувство собственного достоинства. И все атаки будут с успехом отбиты!

Затем, словно чуткая антилопа, учуявшая грозящую ей опасность, Вера Лурье встрепенулась, кинула тревожный взгляд в окно. И так же нервно повернулась ко мне.

— И если силы Зазеркалья загнали вас в тупик, и выхода нет, не поступайтесь принципами — используйте ваше главное оружие против зла: мысленно водрузите перед собой Крест Господний. И темные силы сдадут все свои позиции.

Опять что-то обвалилось внутри меня, коленки стали ватными, захотелось одного — выбраться отсюда.

— А что мне прикажете с этим делать? — полюбопытствовал я глупо-растерянным голосом, указывая на пакет.

— Только прочитать — не более того, — отозвалась старая леди. — Хотя. хотя, это половина артефактов, хотя и важная часть своеобразного проекта «Русский Моцартеум». Но не все сразу. Об остальном поговорим позже.

— Простите, но что это за проект «Русский Моцартеум»? — взмолился я и вдруг вспомнил, что есть ее дальний родственник Виктор Толмачев, который денно и нощно трудился на ниве музыковедения, регулярно приезжал к Вере Лурье, переводил письма, документы с немецкого на русский.

Баронесса замолчала, будто споткнулась на полуслове, — в комнату вошла девушка-прислуга. Вера Лурье улыбнулась и, подозвав ее поближе, шепнула ей что-то на ухо.

Девушка кивнула и отправилась по поручению фрау.

Вера Сергеевна вновь обратилась ко мне и, понизив голос, стала произносить фразы, в которых я не мог уловить смысла:

— К сожалению или к счастью судьбу мы не выбираем, — вдруг заговорила Вера Сергеевна. — Каждый раз мы оказываемся во власти некоей силы, управляющей нами. Люди амбициозные, честолюбивые — заложники идее-фикс — становятся великими учеными, изобретателями, писателями, композиторами, философами. Всяк сущему на Земле определено конкретное место. У каждого — свое предназначение. Что касается великого Александра Пушкина, то он определил, что его предназначение — борьба за свободу и достоинство человека.

Его волшебное оружие — золотое перо Поэта и Писателя. Этой борьбе он посвятил всю жизнь. И поэтому наш солнечный гений сложил голову. Что касается меня, то здесь одержимость другого уровня, иного ряда: одержимость Пушкиным, Моцартом.