Моцарт. Посланец из иного мира - [10]

И я уже был готов встать, откланяться — уйти.

Как вдруг фрау Лурье неожиданно спросила:

— Моцарта вы любите?

Я был огорошен. Вопрос был задан в такой форме и таким тоном, словно Вера Лурье интересовалась: а был ли я когда-нибудь представлен Моцарту, поддерживал ли с ним знакомство и знал его накоротке.

— Чрезвычайно, без всяких границ! — выпалил я и пояснил: — Божественная музыка великого маэстро мне по душе — нет слов. Бесспорно, Моцарт — гений! Но. но я почти ничего не знаю о его жизни да и музыку не всю, а фрагментарно.

— Значит, так тому и быть, — кивнула Вера Лурье и тяжело вздохнула. — Мы с вами, действительно, очень разные люди, вам не кажется? С Моцартом я вступала в жизнь и, видно, с Моцартом скоро ее закончу. К тому же, эти ужасные берлинские врачи довершат свое никчемное предназначение.

Вера Сергеевна замолчала и видимо надолго. Она сидела, не шелохнувшись, положив руки на колени, и смотрела на меня, как строгая учительница на разочаровавшего ее ученика.

Затем она неожиданно спросила:

— Признайтесь, он вам ведь снился?

Ее вопрос заставил меня вспомнить нечто почти забытое. Мне действительно снился Моцарт. Точнее, я каким-то фантастическим образом оказался задействованным в фильме «Амадеус», американского режиссера Милоша Формана. Причем я играл роль королевского капельмейстера Антонио Сальери. Сновидение было настолько необычным, что полностью так и не изгладилось из памяти.

— Да, действительно. — пробормотал я.

Мне стоило больших усилий скрыть свое волнение. Я лихорадочно думал, чтобы найти всему этому объяснение: мол, не исключено, что каждому из нас, кто слушал музыку Моцарта, может пригрезиться и образ самого композитора или его врага по венским подмосткам. Эта мысль меня успокоила.

— Да, — повторил я. — Однажды мне приснилось нечто — в общем, черт знает что!.. Но почему вас это так интересует?

С трудом обретенное состояние душевного покоя рухнуло в тар-та-ра-ры. Каким-то чужим, раздававшимся ниоткуда голосом — то ли чревовещателя, то ли экстрасенса — графиня принялась с невероятными подробностями рассказывать содержание моего давнишнего, полузабытого сна.

— Я прошу только одного: подтверди мне все то, что я тебе поведаю, если это окажется правдой! — проговорила она жестко и принялась говорить: — Ты шел по анфиладам императорского дворца Шенбрунн в обличии Сальери. Шел, как плыл, завороженный музыкой Моцарта. Вернее, ты понимал, что это аккорды божественного Моцарта, хотя ничего подобного прежде не слышал.

В глубине комнат, в небольшой зале, стоял рояль с партитурой. Ты сел, посмотрелся в его черное лаковое зеркало и, увидев свое отражение, стал играть известный концерт композитора. Музыка звучала все громче, раскованнее, мощнее. Ты улыбался так, будто играл свое (Сальери) произведение. И вдруг заметил, что ты, твоя душа преобразились. Вспыхнул некий божественный свет. И сразу же темные анфилады комнат, небольшая зала озарились — все краски гобеленов на стенах, лепнина потолка словно облил ослепительный белый свет. И ты увидел в перспективе сообщающихся комнат силуэт, а затем фигурку кого-то страшно знакомого, родного и близкого. И ты почувствовал, что это. или нет, скорее осознал, что это Вольфганг Моцарт. Ведь так, так!?.

Вера Сергеевна умолкла, задумалась, а потом тихо пробормотала, будто говоря, сама с собой:

— Именно, так оно и было.

Я ловил каждое слово Лурье, потрясенный тем, насколько точно она пересказывала мой сон. Откуда она знала такие подробности? Ведь никому на свете я ни словом не обмолвился о тех сновидениях, которые привиделись мне! А самое главное, что люди чувствовали и думали в этой конкретной ситуации.

Монотонный, металлический голос Лурье вещал дальше:

— Ты испугался — нет, не Моцарта, тебя ошеломил тот реализм происходящего, который уже не казался сном. Да, человек не в силах вынести всю эту мощь, сияющий свет и красоту явления, — все, что пришло к нам нежданно и негаданно в сновидениях.

Ты зажмурился, зажал уши ладонями, чтобы ничего не видеть и не слышать. Мы так делаем а детстве, будучи маленькими.

Она поправила непокорную льняную прядь своих волос, то и дело ниспадавшую на правую часть лица и закрывавшую глаз.

Затем повернулась к окну и внимательно посмотрела на улицу.

У меня создалось впечатление, будто она кого-то ждала и даже немного нервничала.

Она вновь посмотрела на меня.

Меня шокировало нечеловеческое ясновидение Веры Лурье, которое поразило меня так, что состояние потрясенности не проходило.

Но вот лицо ее потеплело, а на глазах навернулись слезы. Похоже, у баронессы были какие-то резоны относиться ко мне с состраданием, даже по матерински жалеть.

Она опять откинула непослушную прядь назад и продолжила свое повествование:

— Но вот кульминация в твоих сновидениях прошла, залы дворца окрасились в естественные тона. Ты открыл глаза — наступило пробуждение. Все! Ну, говори же: так и было? Или я что-то запамятовала?..

На минуту задумался: когда же он мне снился, этот странный сон? Ах, да! В один из дней или ночей этого безвременья, когда я остро переживал свой развод с женой, мне приснился этот странный сон в ярких красках. Кажется, накануне я ходил на «Амадеуса» Милоша Формана. Он пронял насквозь и даже глубже, потряс до слез.