Многополярный мир. Идеология и экономика - [81]

На первый план для техноструктуры выступает задача сохранения корпорации и поддержания стабильности в ее взаимоотношениях с окружающей экономической средой. Основным инструментом достижения этих целей становится долгосрочный контракт: создается «…возможность для существования гигантской сети контрактов». Систему корпораций с их техноструктурами, охваченную сетью контрактов, Дж. Гэлбрейт назвал «планирующей системой» в отличие от «рыночной системы» мелких и средних предприятий, функционирующих по неоклассическим законам.

Он считает, что если в рыночной системе взаимоотношения участников строятся по схеме «игры с нулевой суммой», где каждый стремится получить максимум прибыли и выигрыш одного равен потере другого, то в планирующей (или контрактной) системе имеет место игра с положительной суммой, т. е. само заключение контракта и связанный с ним рост объемов производства дают дополнительный выигрыш всем его участникам, и это обеспечивает устойчивость отношений в долгосрочных контрактных сетях [12, с. 170–171].

Как же совмещается необходимость контроля за рынком, ведущая к укрупнению компаний, согласованию их действий (гласному или негласному) с необходимостью устранения негативных последствий монополизации?

Имеется два способа предотвращения негативных эффектов монополизма. Первый – дробление крупных компаний, запреты на их объединение, картели и т. п., добиваясь таким путем расширения конкуренции (путь американских антитрестовских законов). Второй, – используя общность интересов крупных компаний и государства (если она есть!), договариваться о приемлемых для общества правилах хозяйственной деятельности компаний (и об их правах, о государственных гарантиях и т. п.), в определенных случаях о ценах, нормах рентабельности, распределении доходов (а со стороны государства – о величине рентных налогов, внешнеторговых пошлинах, льготах). Первый способ характерен для конкурентной, либеральной парадигмы, второй – для государственнической концепции, а особенно – не для идеологии или законодательства, а для практики таких стран, как Япония, Китай, Южная Корея.

По целям и мотивациям техноструктуры и по их эффективности, частные и государственные корпорации не имеют существенных различий. Это неоднократно подчеркивал Дж. Гэлбрейт. Это доказывает, что важнейшая часть экономической сферы не подвержена разделяющему влиянию разных идеологий и институциональных систем капитализма и социализма. И это было прочным основанием для неизменной веры Дж. Гэлбрейта в возможность и необходимость конвергенции двух систем.

В 70-80-е годы в странах соцлагеря искали способы распределить функции принятия решений по разным этажам и структурам системы административного управления и сделать взаимосвязи в ней менее жесткими. В рыночных странах в это время продолжалось опробование различных форм структурирования моря атомизированных предприятий, которые позволили бы сократить излишнее число степеней свободы и центров принятия решений. Само противопоставление анархического либерализма и планового централизма обязано своим появлением относительно примитивной двухуровневой схеме, лежащей в основе большей части теоретических концепций, которые появились в XIX веке и оказывали наибольшее воздействие на умы в начале XX века: вождь (или партия) и массы, государство (центр управления) и масса предприятий (однородных и атомизированных).

В СССР такая двухуровневая схема была создана на рубеже 20-х и 30-х годов и просуществовала до 90-х. Несмотря на длительную кампанию, начиная с Постановления Совета Министров СССР 1974 г. по созданию промышленных объединений, к началу перестройки среднее число предприятий в объединении было меньше 2. Иными словами, в среднем к головному предприятию (обычно достаточно эффективно работающему) удалось «прицепить» в среднем еще одно предприятие (как правило, слабое). Роль «крупных корпораций» выполняли по-прежнему главки и министерства. Так что в России к началу реформы 1992 года практически не было межотраслевых производственных объединений, отсутствовал опыт согласования взаимных интересов в условиях свободных цен и самофинансирования. Функции межотраслевой координации выполнялись аппаратом министерств, главков, Госплана. Разрушение этого аппарата и либерализация цен привели к гигантским диспаритетам в ценах и финансовом положении предприятий и целых отраслей, инфляции, росту неплатежей.

Когда в 1992 г. эти структуры были ликвидированы, а цены освобождены, крупные предприятия индустриального сектора, будучи олигополистами или даже монополистами по многим видам продукции, лишившись координирующего центра в лице государства, за редким исключением не сумели обеспечить межотраслевое согласование цен, сохранить связи с партнерами, добиться изменения экономической политики государства. Те из них, которые не были экспортерами и не испытывали конкуренции со стороны импорта, действовали как классические монополисты: повышали цены и снижали производство (см. также [37, разд. 4.4]).

Серьезным отличием российской экономики от экономики большинства других стран, в том числе и развитых, является гораздо меньшая доля у нас малого бизнеса – и по доле занятых, и по доле продукции. Нередко высказывается мнение, что это – одна из важных причин ее низкой эффективности. В частности, с повышением доли малых предприятий связывают переход к инновационному развитию. 25–26 января 2010 года Анатолий Чубайс и Владислав Сурков побывали в Массачусетском технологическом институте. После этого В. Сурков сказал, что России для инновационного рывка нужны именно небольшие компании типа тех, что образовались в Силиконовой долине, вокруг Стэнфордского университета и МТИ. Можно однозначно утверждать, что в современной России главным препятствием для ее возвращения на траекторию инновационного развития служит не нехватка (практически – отсутствие) независимых малых предприятий, разрабатывающих новые научные и технические идеи и решения, а именно