Многоликое волшебство - [13]

— Но как же вы могли делать это все за спиной отца, исправно получая свое жалованье? Не казалось ли вам это предательством?

— Не могу сказать за Тиллия, но мне это предательством не казалось. Если рассматривать мою службу с точки зрения интересов бертийской династии, думаю, я был последователен в своей преданности. — Подлив из оставленной принцем бутыли, он продолжил. — Интересы династии заставили меня попробовать что-то сделать, дабы предотвратить сползание в сторону военной истерии после прихода Серроуса к власти. В этом пути, к которому Тиллий подталкивал своего воспитанника по своим, мне до конца неясным, соображениям, я усматривал гибельность для Эргоса. Объективно глядя на вещи, вам не сбросить Строггов с трона. И не только потому, что за ними перевес в силах. Главное — это то, что они пользуются, по крайней мере сейчас, поддержкой большинства знати и населения. Вам не на что опереться в войне против них. А значит на этом пути кроме поражения — ожидать нечего.

— Но, думая о создании оппозиции, — в надежде на отрицательный ответ проговорил Руффус, — ты заранее планировал стравить между собой нас с братом?

— Совсем не обязательно, — не теряя уверенности ответил Валерий. — Это сейчас между вами целая пропасть от семнадцати до девятнадцатилетия, а лет через пятнадцать вас можно было бы назвать ровесниками. К тому времени и ты смог бы завоевать себе прочное место и политический вес в Эргосе, и брат бы уже не снисходил бы до твоих взглядов с позиции значительно старшего, а вынужден был бы прислушиваться к твоим словам. Для того, чтобы проводить в жизнь разумную политику, совершенно не обязательно находиться у власти, достаточно иметь такой вес, от которого запросто не отмахнуться.

— Ты думал, что так оно все и получится?

— У меня просто не было другого выбора… Нельзя что-либо делать, — продолжил он после паузы, — без надежды на то, что не все пути ведут к поражению.

— Но ты мог и не принимать службу у моего отца.

— Трудность задания делает его только интереснее, — чародей ушел на время в себя, задумчиво перебирая свою бороду. Похоже, что этому занятию он посвящал большую часть своего времени, но по опыту было известно, что пока он не выйдет сам из этого состояния, общаться с ним невозможно.

Руффус встал с кровати и прошелся по комнате. Затем вернулся к потреблению вина, потому что почувствовал себя до безумия трезвым. Все это было нужно как-то переварить. Ему было никак не привыкнуть к мысли, что все они: отец, брат и он сам — были только пешками в игре советников. Валерий, похоже, действительно хотел лучшего бертийскому дому, но, может, стоило спросить и их, хотят ли они этого добра? Достаточно трудно удержаться на ногах, когда так поспешно разрушается весь тот иллюзорный мир, в котором живешь. Хотя брату, наверное, и того хуже. Помимо того, что ему нужно было в одночасье стать королем, вряд ли Тиллий решит так же открыть перед ним карты.

К чему же катится бертийская династия? Похоже, что дела у них обстоят еще хуже, чем раньше представлялось. Его отец, если посмотреть беспристрастно, чего он раньше не делал то ли из уважения, то ли из-за поверхностности взгляда, вызванной отдалением от политических событий, не был, по сути, королем. Блестящим рыцарем, уступавшим разве что Грэмму, — да. Высокомерным и вспыльчивым аристократом — сколько угодно. Но королем — пожалуй, нет. Король должен быть каким-то другим. Он должен чувствовать свое государство, каким бы маленьким или большим оно ни было. Должен реально управлять им, а не отдавать все бразды правления своим советникам. У Серроуса было гораздо больше шансов стать настоящим королем. У него были и необходимая воля, и способность оценивать ситуацию не только по очевидным фактам, но и руководствуясь своими ощущениями, и прирожденный талант повелевать, чего Руффус напрочь был лишен. С годами он видимо приобретет способность сохранять свою голову холодной в любых ситуациях, а склонностей к сложной интриге у него и сейчас не отнять.

И все же, поспешность, с которой Серроус формирует сейчас свою политику, руководствуясь жгучим желанием отомстить и агрессивными советами Тиллия, способны привести их к трагедии, которой можно было бы избежать, пойдя на временное перемирие с Хаббадом. Зная брата, было трудно предположить, что он не видел очевидных последствий этой линии. Значит, он либо слишком потрясен смертью отца и не способен пока принимать взвешенных решений, либо он держит в уме какой-то другой план, непонятный пока окружающим.

Валерий вышел из своего медитативного состояния и, возвращаясь к вину, заметил:

— На редкость удачная бутыль. Расскажешь мне потом, с какой полки погреба ты ее утащил. Я обязательно последую твоему примеру. — Он сделал еще несколько жадных глотков и, как бы невзначай, поинтересовался: — Ты, кстати, не хотел бы мне рассказать поподробней о том споре в главном зале?

— Король, — это слово как-то само сорвалось с языка, заменив привычное «брат», — счел ошибочной мою встречу с представителями Хаббада. Тем более, что я позволил им беспрепятственно покинуть замок.