Многоликий ужас - [7]

Пчела.

— Ватсон! — закричал Шерлок.

Я раздвинул занавески, впуская как можно больше лунного света. Один детектив прижал к полу другого, схватив за горло.

— Ватсон, стреляйте в него! — скомандовал тот, что сверху.

Его лицо исказилось от страха, на щеке открылись ссадины, из них сочилась кровь. Второй Шерлок бился как рыба и булькал горлом. Я вдруг осознал, что не могу отвести от него взгляд — словно внутренний голос приказывал мне внимательно наблюдать, хотя Холмс, тот, что сверху, по-прежнему кричал:

— Стреляйте! Стреляйте ему в голову!

Лежащий внизу вдруг успокоился, поднял руку, в которой оказался платок, и провел по лицу. И ссадины исчезли! Остались алые разводы, но со следующим движением пропали и они. Раны оказались поддельными, кровь ненастоящей.

Верхний Холмс оторопело уставился на противника, а затем посмотрел на меня. Из его уха выбралась пчела и поползла по лбу. Потом ссадины на щеке выцвели и исчезли в считаные секунды.

Двойник замерцал. С его окрашенной в телесный цвет личиной происходило нечто жуткое — под ней что-то живое ползало, извивалось, делилось и тут же соединялось в сплошной ком…

И вдруг из нутра этой твари вырвались, зажужжали пчелы, зароились вокруг ее головы. Холмс все еще сражался с чудовищем, лежа на полу и пытаясь сорвать со своего горла чужие руки, которые явно не были руками.

Контуры двойника дрожали, и я вспомнил слова Шерлока: «Глаза могут лгать… Инстинкт и вера — вот на что можно положиться».

Я шагнул вперед, прижал дуло револьвера к голове самозванца и выстрелил. Что-то плеснуло на пол и стены, но это была не кровь — кровь не пытается уползти прочь и улететь, жужжа на свету.

Нажав на спуск, я связал воедино сомнение и веру и тем самым изменил все.

Существо, пытавшееся убить Холмса, переливалось в лунном свете. Будто две картинки сменяли друг друга так быстро, что соединялись в один невероятный облик.

Холмс… Двойник… Эта тварь, чем бы она ни была, казалась чудовищной.

— Еще раз! — закричал Шерлок. — Еще!

Я встал на колени, чтобы не попасть в друга, и снова выстрелил в монстра. От каждого попадания тот корчился, и смена образов замедлялась, словно пули освобождали саму правду. Лишь много позже я осознал, что они определяли истину: каждое нажатие на спуск не просто ранило тварь, а изменяло природу моей собственной веры. Теперь я знал, что передо мной поддельный Холмс, и от этого чудовище слабело.

Грянул шестой выстрел.

Трудно описать, чему я стал свидетелем. У меня было лишь несколько минут, чтобы разглядеть это неясное, невероятное создание, прежде чем оно распалось на части. Но даже сейчас я не могу подобрать слова для изображения той нереальности, которую видел, слышал и ощущал. В воздухе висел резкий запах меда, но казался едва знакомым, даже чуждым, как будто мне подменили память. На мгновение комната заполнилась каким-то звуком, отдаленно похожим на голос. Если так, то тварь говорила на абсолютно неведомом языке, и у меня не возникло желания разобраться со смыслом его слов. Да и был ли он, этот смысл? Мне казалось, в голосе звучит лишь безумие.

Как бы то ни было, через несколько секунд после шестого выстрела мы с Холмсом остались в комнате одни. Я поспешно перезарядил оружие, а Шерлок поднялся, нашел масляную лампу и осветил помещение. Опасность миновала — монстр исчез.

Остались только пчелы. Мертвые и умирающие, они лежали кучками на подоконнике или ползали под креслами и по каминной полке. Более сотни трупиков усеяли тонкий ковер. Меня ужалили лишь раз, а Холмс, похоже, и вовсе этого избежал. Насекомые испускали дух прямо у нас на глазах.

— Боже мой! — Я опустился на колени, не в силах удерживать револьвер.

— Вам плохо, друг мой? — спросил Холмс.

— Плохо? Нет. Я просто в шоке. Что происходит, Холмс? Я как ребенок, который внезапно разом понял все, чему его когда-либо учили.

— Есть многое на свете, друг Ватсон, что и не снилось нашим мудрецам, — сказал Шерлок. — И нынче мы повстречались с одной такой тайной.

Ему тоже пришлось сесть. Одной рукой он массировал помятую шею, а второй вытирал лицо, убирая платком остатки грима. Потом счистил фальшивую кровь с рук и убрал ложные порезы. Холмс казался встревоженным, его глаза были устремлены вдаль — куда же он смотрит? И что там видит?

— Вы объясните наконец, что происходит? — Я окинул взглядом комнату, гадая, куда же исчез зловещий двойник, но в глубине души уже знал, что его природа слишком мрачна для моего бедного рассудка. — Холмс? Эй, Холмс!

Но он отрешился, его разум бродил сам по себе, неведомыми путями, исследуя неизвестные мне закоулки воображения. Шерлок пытался постичь то, чему стал свидетелем.

Я сходил за трубкой, набил табаком, зажег и вложил ему в руку. Холмс взял ее, но не затянулся. Так он и сидел, когда инспектор Джонс из Скотланд-Ярда с шумом ворвался в комнату.

— И сколько же времени вы провели с ним? — повторил вопрос полицейский.

— Долго. Примерно три часа.

— А убийца? Как я понял, вы его застрелили. Так где же он?

— Да, застрелил. Только он — не он, а оно…

Я уже три раза рассказал Джонсу о произошедшем, но, похоже, с каждой новой подробностью его сомнения лишь росли. Не помогало делу и молчание Холмса.