Много добра, мало зла - [37]

Выражение «податься в бизнес» очень расплывчатое, так говорят, и когда сам занимаешься бизнесом и когда получаешь место вицепрезидента в частной компании, но для таких, как Линь Фэй, «податься в бизнес» обычно означает пойти работать на дядю. Говоря языком матери Линь Фэя, ее сыночек исключительно из-за У Сяолэй отказался от гарантированного куска хлеба, это все его У Сяолэй надоумила. Мать тогда несколько дней голосила, не могла взять в толк, почему сын отказывается от хорошей работы и вместо этого идет на кого-то горбатиться, считала, что будущее его разрушено. Материны истерики сделали свое дело, Линь Фэй распустил нюни, пожалел о том, что сделал, но когда стал обсуждать это с У Сяолэй, то девушка проявила странное равнодушие и сказала, дескать, поступай, как знаешь, сам думай. Окончательным доводом в пользу решения о переезде в Гуандун стали слова бывшего директора. Директор завода сказал, мол, захотел уехать – уехал, захотел вернуться – вернулся, нет уж, все не так просто. В результате вернуться на завод, конечно, можно, но только придется три месяце мести в цеху пол. В тот же вечер Линь Фэй купил себе билет на поезд до Гуандуна. Для начала он в Дуньгуане устроился на завод техником с зарплатой в семьсот юаней, через три месяца зарплату ему подняли до тысячи, а еще через подгода перешел на другое место и стал получать три тысячи, да не в юанях, а в гонконгских долларах, то есть в десять раз больше, чем У Сяолэй. В 1996 году, когда У Сяолэй перевели работать в Пекин, Линь Фэй уже стал акционером на маленьком заводе с зарплатой почти в десять тысяч, но, несмотря на это, У Сяолэй все равно не устояла перед Чэн Тяньпэном и соблазнами Пекина.

В поезде за двое суток в пути Линь Фэй действительно осознал, что все впустую, путешествие в Пекин, во-первых, разбередило нервы, а во-вторых, заставило мучительно осознать, что, возможно, он навсегда потеряет У Сяолэй. От этой мысли стало больно, а тут еще в вагоне поставили старую песню Чжоу Хуацзяня «Любви конец и нет пути назад», слова затронули за живое, и Линь Фэй впал в отчаяние. Эту песню он исполнял в караоке бесчисленное количество раз, но сейчас словно бы наконец понял, почему «такая девушка как ты» «в себя меня влюбила, заставила страдать», но очень быстро он, как и все неудачники, начал воскрешать в себе надежду, что У Сяолэй посмотрит на него в последний раз, в ней что-то шелохнется, и девушка вопреки всему вернется с ним назад. Разумеется, потом он сам над собой посмеялся, но решил, что даже при самом плохом развитии событий почему бы разок и не увидеться?

После того, как поезд пересек границу провинции Хэнань, начались глухие места: до горизонта тянулась грязно-желтая земля, ни одного зеленого островка, деревья высохли, остались лишь слабенькие пеньки, а на пашнях, еще не тронутых весной, пробивались сорняки. Вдоль дороги редко встречались люди, случайно попался один, втянувший шею от холода, то ли старый, то ли маленький, за спиной он нес вязанку хвороста, а перед ним копошилась какая-то куча, и если бы куча не двигалась, то можно было решить, что это камни, но то были несколько баранов, неторопливо искавших на обочине молодые побеги, которые никто кроме них не видел. Наконец пастух обернулся. Оказалось, это ребенок, и теперь он простодушной улыбкой приветствовал состав, проносившийся мимо. В душе Линь Фэй испытывал целую гамму чувств, ему пришло в голову слово «сострадание», но на лице пастушка сверкала улыбка, так что Линь Фэй как минимум не мог определиться, кто из них двоих больше заслуживал сострадания.

Наконец он доехал до Пекина и вместе с людским потоком, которому не видно было конца и края, вышел из здания вокзала, но, стоя на площади перед вокзалом, Линь Фэй немного растерялся, поскольку остальные стремительно рассосались, отправившись по своим делам, а он не понимал, что делать дальше. Первое, что Линь Фэй сделал, возможно, оказалось неожиданностью даже для него самого. Первоначально Линь Фэй планировал сразу же позвонить У Сяолэй, но вместо этого поймал такси и отправился прямиком на Тяньаньмэнь. На Тяньаньмэнь, пожалуйста, на площадь Тяньаньмэнь! Хоть это и было импульсивным решением, но сегодняшнего дня он ждал много лет, поэтому выбор не показался скоропалительным, напротив, это было само собой разумеющимся, может быть, по сравнению с У Сяо-лэй Тяньаньмэнь гарантировала эмоции, которые легко испытать.

Шофер явно решил над ним подшутить, завез его куда-то на восток и постоянно рассказывал о местах, которые могут заинтересовать молодого человека, впервые приехавшего в Пекин, а потом повернул на сто восемьдесят градусов и покатил на север, по второму кольцу, чтобы пронестись там, где раньше проходила старая крепостная стена. Крепостная стена давно уже прекратила свое существование, по-прежнему оставаясь своеобразной демаркационной линией: с одной стороны – старомодные традиционные дворики, а с другой все выше и выше росли многоэтажки.

Этот почти полный круг по столице стал самым первым и самым наглядным впечатлением от Пекина, Линь Фэя поразили огромные, широкие улицы и в особенности колоссальные пространства под застройку. Линь Фэю доводилось гулять в нескольких крупных южных городах, но те места по сравнению с Пекином меркли. Линь Фэй, не отдавая себе отчета, крутился на сиденье, увлекшись рассматриванием низких старых стен слева и леса небоскребов справа. Подобное сравнение оставило в его мозгу необычайно сильный отпечаток, словно только так, крутясь без остановки, можно было вынести яркий солнечный свет, а дорога, лежавшая впереди, никуда не сворачивала и никак не заканчивалась, даже таксист спросил, первый ли раз он в Пекине, раз такой рассеянный. Когда таксист отстал, а до Линь Фэя дошел смысл сказанного, он не выдержал и раскатисто рассмеялся, сейчас его настроение изменилось, и Линь Фэй не собирался принимать близко к сердцу всякие глупости, он даже подумал, а как иначе разом составить полное впечатление от Пекина, но, поняв, что собой представляет Пекин, он понял и У Сяолэй.