Мнимые люди - [34]

Он может калечить жизни или вдохновлять на подвиги.

И переступив его пределы, вы уже не будете властны над своею собственной судьбой, а — это он будет распоряжаться Вами, целиком и полностью завладев вашей душой.

Почему?

Потому что, у этого города есть своя собственная Душа. Своя собственная, живая душа. Душа, которую создают сами люди — жители города, временные его гости или постоянные его обитатели. И каждый из них, хочет он того или нет, а вносит в его душу частичку самого себя, меняя естество, самого города.

И ещё, душа города способна чувствовать, как и мы с вами. Одни его чувства сильнее, другие почти не заметны, но среди многообразия его чувств, выделяется прежде всего одно, самое сильное его чувство — чувство безразличия и равнодушия. С каждым днём город наполняется этим чувством и оно плещась через край, задевая множество маленьких людей, корёжа их собственные души.

И люди потеряли сострадание, забыли сочувствие, и что самое страшное, среди всей этой злости и жестокости, люди даже не пытаются делать добро, расцвечивать яркими красками, как свою собственную жизнь, так и жизнь ближнего своего. Люди превратились в этакую серую и бездушную толпу. Каждый из них запершись в своём маленьком, и порой никчёмном, мирке, старается смотреть на общий мир сквозь пальцы, будто бы он его абсолютно не волнует. И потому абсолютное большинство сразу же, просто перестало Жить, а стало просто Существовать.

Но в середине зимы город обуяло новое чувство. Настолько новое и сильное, что оно вытеснило другие, враз оказавшиеся менее значимыми. Тем чувством было чувство страха, самое древнее и сильное, чувство с которым просто невозможно бороться, его лишь можно притупить. И по своей силе оно чем-то сродни чувству любви. Оно так же поглощает душу человека и впитывается в сознание людей, не на минуту не оставляя их разум. Но любовь, как известно, родилась позже страха и с ней хотя бы можно бороться, со страхом нет. Он сидит в печёнках с рождения многоклеточной жизни. Жизни, которая смогла осознать себя живой, а значит понять, что за жизнью следует смерть. И вот главная задача страха, как раз и заключается в том, чтобы как можно дольше сохранит эту самую жизнь. И действия его направленно на то, чтобы живое существо всегда было настороже, и в случае опасности, в любой момент, оно должно немедленно бежать, прятаться, схорониться в недоступном месте или сбиться вместе со своим видом. Вместе-то оно и не так страшно, а значит появляется реальный шанс и выжить.

И вот этот самый страх смерти опустился на город и город сразу замер. Замер в предчувствие ожидания чего-то недоброго, более ужасного, чем те страшилки, что ежедневно крутят по телевизору, показывая смерть во всех её проявлениях.

И вызван был тот страх, изуродованными трупами, что систематически появлялись на улицах города. Каждое утро люди идя по улице натыкались на очередных жертв зверства, лежащих на мостовой или где-нибудь в кустах.

В начале страницы газет запестрили заголовками о неуловимом маньяке, что каждую ночь ищет очередную жертву, для услады своего больного воображения. Затем эта версия, мало сказать, показалась абсурдной и к одному маньяку припаяли ещё сразу двух. Но и это версия впоследствии не вписалось в логическую цепочку, выстроенную сотрудниками правоохранительных органов.

Наконец появилась третья версия: «в Москве действует целая секта изуверов. Предположительно сатанинской направленности», громогласно звучала она.

Каждый день правительство города требовало отчета, по поимке членов секты. Министры поставили милицию на уши и перевели в усиленный режим работы. Но плодотворная работа никак не приносила результатов.

А в городе тем временем, уже насчитывалось более пятисот убитыми и не менее двух тысяч числились без вести пропавшими.

Мэрия города с посыла МВД, ввела в городе комендантский час с одиннадцати вечера. Любой замеченный субъект в означенное время, на улице, задерживался и с пристрастием допрашивался.

После ряда исчезновений самих сотрудников ППС, милиционеры приступили к патрулированию улиц, в особенности по ночам, в усиленном составе, и при полном вооружении. В составе менее четырех а лучше пяти, сотрудники милиции заступать в патруль не имели право. А так же к патрулированию ночных улиц, в какой-то момент, привлекли народные дружины, и в первый раз за всё существование, дружинникам выдали шоковые дубинки и ножи.

Тем временем в городе нарастала истерия грозящая перейти в панику. За неделю оперативных работ сотрудники правоохранительных органов выявили более сотни незаконных сектантских сообществ. Членов сект задержали, но ощутимого результата это мера не принесла. Что ж, оставалось уповать на случай, что однажды наконец-то в лапы милиции попадёт член сатанинской секты изуверов и на допросе расколется, выдав всех остальных участников незаконной группировки.

Время шло, но случай так и не представлялся…

* * *

Переулками и всевозможными закоулками, опасаясь людных мест, в неизвестном направлении, кралась женщина в красивой и дорогой шубе из бобра и пушистой шапке из того же меха. Если она ступала на голый асфальт, то было слышно, как звонко цокали её кожаные сапоги, предназначенные больше, для перебежек из машины до ресторана или магазина, и наоборот, но уж не как для многочасовой прогулки пешком.