Мне скучно без Довлатова - [77]

Как радуют эти приступы силы и неистовые рывки:

Елисеевский, о!

Темнотою зеркал ты мне снишься, высоко-высоко

ты под буйные своды теснишься…

……………………………….

Было, было-прошло и уже никогда не настанет.

Осетрина твоя

на могучем хвосте не привстанет…

Или — в другой тональности, но еще более свирепо:

За полчаса стемнеет,

Фонарики зажгут.

Сильнее сатанеет

Спартаковский лоскут.

Иногда ему удается выжать что-то даже из состояния предельной усталости:

Кровь у тебя на губах,

Спи у меня в головах.

Падает тонкий стакан,

Валится аэроплан,

Тонет британский линкор,

Выльется на коленкор

Самый последний глоток,

Дай мне забыться, дружок.

Такие сравнительно недавние стихотворения, как «Австро-Венгрия» и «Дом поэта», отмечены печатью нового мастерства, осенены и согреты струящимся совершенством благородного света.

Недавняя книга итальянских стихов в целом не является удачей. Говорю об этом с большой легкостью, потому что вскоре после нее Рейном написано несколько сильнейших стихотворений. «Но пораженья от победы Ты сам не должен отличать». Рейн в свои 60 лет — живой, действующий поэт, способный еще измениться. Москва переродила природного петербуржца, в ней создан основной корпус его полновесных стихов. Верю, этих своих удач автор не отдал бы и за банкетный зал Шведской академии. Предпочел бы оставаться в любимой нами пельменной у Тишинского рынка.

Я — на 11 лет моложе Рейна, но тоже уже пожилой. С годами нужно все меньше вещей. Дорога крутая, за плечами — мешок с тяжелейшим грузом: книгами. Время от времени что-то еще выкидываю в кювет, не столь обязательное. Стихи с некоторых пор нужны только те, которые помогут идти, или, наоборот, заставят остановиться, задуматься… Рейнский томик, видимо, уже до конца дней не выкину.

Евгений Рейн, очень искренний автор, писал всегда о себе и для себя, и значит — о нас и для нас. Он подчинился закону, выраженному в словах Баратынского: «Сердечных судорог ценою Ты выраженье их купил». Не видится возможности обойти этот закон.

* * *

Автора «Алмазов навсегда» с его пристрастиями, поступками, свойствами, описанными в литературе при жизни героя, этого летописца со своей былью, сохраняемой, «словно за пазухой у Эккермана», можно принимать и не принимать. Я всецело принимаю Евгения Борисовича и отношусь к нему с нежностью, которую было бы трудно скрыть. Позволю себе личную ноту: я принадлежу к числу друзей Рейна с ощутимым стажем. Конечно, у знаменитого нашего поэта немало разнообразных и близких друзей, и вряд ли найдется хоть один личный враг. Самым важным человеком для Рейна всегда был непосредственный сосед и собеседник. Способность путника прилепиться душой к встречному или попутчику, умение не только говорить, но и слушать и слышать, беспредельная терпимость, которой мы, грешные, лишены, доброта и человечность, веселый нрав, буйная фантазия, поэзия отношений при суровой правде обстоятельств — все это обеспечивает Рейну любовь окружающего человечества. В общем-то народ должен позаботиться о своих поэтах (настоящих мало), не все же им варить суп из топора… За годы изменился социальный статус Е. Б. Рейна, но образ жизни в основном остался прежним.

Я многому у него научился. Подействовали на меня не только и не столько стихи. Неисчерпаемая личность Евгения Борисовича значительней изобильных плодов его творчества, которое еще сулит нам многое… Рейн с широким гостеприимством распахнул передо мной врата своей вселенной, и я прошел круги и узрел миры, к которым дотоле не имел доступа. Благодарную любовь я решился выразить в стихотворении «Сатурналии»:

Словно Африкой переболев

И вернувшись в родные пенаты,

Выступает дряхлеющий лев,

Неудачливый, одутловатый.

Закативший прощальный скандал

И давно опоздавший на поезд…

Но хмелеющий дух разудал,

И трезвеющий голос напорист.

На толкучке он горькую пьет,

Закусивши растоптанной сливой,

Всласть читает часы напролет

Этот бред и шальной и счастливый.

Словно флот сновидений и смут

В плеске жизни и нежной и глупой,

И холсты Эрмитажа плывут,

И Тишинского рынка халупы.

Пшик продать, перещупать пальто

И раскатистым смехом залиться

Под высоким шатром шапито,

Под расшатанным небом столицы.

Подновляется зелень водой,

И цветут уцененные шляпы…

Ну, а спутник еще молодой,

Что ему этих покеров крапы!

Кто же знает, что в стуке сабо,

На развале вселенского тлена

Только дружба со старым Рембо

И осталась еще у Верлена.

Михаил Синельников.