Мне повезло - [8]

Шрифт
Интервал

Не знаю, может быть, потому, что на протяжении многих лет я старалась все это отстранить от себя, забыть, дело было и не совсем так. Возможно, в первый раз она нас только познакомила, а я прореагировала очень резко, полагая, что на том все и кончится. Так нет же…

Этот тип продолжал преследовать меня, поджидал у дверей школы. Он сказал мне о предстоящей вечеринке и пригласил меня, дав откровенно понять, что там будет и тот, другой, который мне нравился. Он удивительно хорошо знал все обо мне, о моей жизни, о моих привычках и даже о моих мыслях и мечтах. И объяснялось это не только тем, что жил он неподалеку от нас.

Я позволила себя убедить, согласилась, чтобы он меня проводил. А он сказал: «Я заеду за тобой на машине в таком-то часу». Я вышла точно в назначенное время, села в машину. Он вел ее с серьезным видом. Когда мы подъехали к какому-то незнакомому месту, он остановился: «Это здесь». Я вышла из машины и, только переступив порог какого-то дома, поняла, что меня обманули, что никакого праздника там нет.

Слишком поздно! Подойдя вплотную, он подтолкнул меня вперед и закрыл за собой дверь — я слышала, как поворачивается ключ…

Выйдя в отчаянии из того дома, я хотела покончить с собой.

А потом… А потом не знаю, что случилось с моей головой. Я вела себя так, словно решила, будто должна понести наказание за происшедшее. И после того проклятого вечера я еще продолжала какое-то время встречаться с ним. Он приставал, преследовал меня, настаивал. Я уступала, соглашалась, жалея его, себя, мучаясь из-за того, что случилось… Каждый день приносил новые страдания, все большее отвращение… Мужчинам никогда не понять той способности, того стремления причинить себе боль, которые даны женщинам. Этой неодолимой тяги к пропасти, этого внутреннего ощущения фатальности зла, приводящего к мучительному смирению, этой необходимости признать в самой себе ту отвратительную слабость, которая во весь голос заявляет о тяге к мужчине-покровителю, хотя сама ты тщетно пытаешься его отвергнуть… Или еще что, не знаю…

Для меня этот опыт был страшным. И пережила я его в абсолютном одиночестве. Только отец стал замечать, что со мной творится что-то неладное, и встревожился, не находя, впрочем, никаких конкретных доказательств. А мама ничего, совершенно ничего не заметила.

Он был французом. Вроде бы из состоятельной семьи. Но мне, в сущности, мало что было о нем известно. Похоже, он был человек сомнительный, возможно, даже занимавшийся какими-то темными делами. В те времена это было просто, так как существовало движение борцов за независимость, а к ним примешивалось множество всяких темных личностей: из-за них исчезали девушки, которых потом так и не находили.

Нечто подобное произошло и со мной: ко мне пристали, чуть ли не силой усадили в машину в самом центре Туниса. К счастью, я все же сумела, как всегда, призвать на помощь свою мальчишескую отчаянность, освободиться…

Мне известно, что изнасиловавший меня француз имел отношение к авиации, но пилотом не был. Я не знала точно, а может, и не хотела знать, кем же он был на самом деле.

Красив ли он был? Тоже не знаю, это определение не приходило мне в голову, когда я смотрела на него или вспоминала о нем. «Скользкий» — вот единственный эпитет, который приходит на ум, когда я воскрешаю в памяти эту ужасную историю…

Он был высокий, очень высокий. Но мне вспоминается не столько его внешний вид, сколько его настойчивость: он мучил меня, подстерегал за каждым углом, в каждой подворотне, вечно стоял у меня на пути, всегда был там, где была я, перехватывал на улице, когда я переходила дорогу, внезапно вырастал передо мной, когда я останавливалась. Это было какое-то наваждение… Даже сейчас, вспоминая, я чувствую дурноту.

Чем омерзительнее все это было, тем труднее становилось с кем-нибудь поделиться, попросить помощи. Меня все глубже затягивала темная пучина.

Тут как раз мне и присвоили титул «самой красивой итальянки Туниса», затем последовало приглашение в Венецию. Вернувшись в Тунис, я поняла, что беременна.

Кроме него, мне не с кем было поговорить. А он предложил сделать аборт: сказал, что знает одну женщину и может отвести меня к ней. И я пошла, но в последний момент передумала: «Надо отвечать за свои поступки до конца».

В общем, наступил момент, когда я должна была рассказать все хотя бы семье. От одной мысли об этом я несколько ночей не спала, меня терзали кошмары. Решила начать с сестры, поделилась с ней. Тут трагедия началась для нас обеих: ни я, ни она не видели выхода из создавшегося положения.

Однажды я услышала по радио, что Моничелли собирается снимать какой-то фильм и что нужна новая актриса — тунисская девушка. В Тунисе всем было ясно, что это как раз мой случай. Я — самая подходящая. И действительно, вскоре отец получил письмо из «Униталиа-фильм», в котором официально сообщалось, что фирма «Видес-продуциони» намерена заключить со мной эксклюзивный контракт. Первым фильмом в рамках этого контракта должен был стать именно фильм Моничелли.

Отец был в растерянности, а меня словно молнией озарило: я поняла, что забрезжила возможность спасения. Несмотря на растерянность отца, я приняла предложение и вместе с ним отправилась в Италию. Отец ничего не знал. Никто не знал, кроме сестры и моей подруги Моники.


Рекомендуем почитать
Конвейер ГПУ

Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.


Мир мой неуютный: Воспоминания о Юрии Кузнецове

Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.


Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали)

За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.


Игра в жизнь

Имя Сергея Юрского прочно вошло в историю русской культуры XX века. Актер мирового уровня, самобытный режиссер, неподражаемый декламатор, талантливый писатель, он одним из немногих сумел запечатлеть свою эпоху в емком, энергичном повествовании. Книга «Игра в жизнь» – это не мемуары известного артиста. Это рассказ о XX веке и собственной судьбе, о семье и искусстве, разочаровании и надежде, границах между государствами и людьми, славе и бескорыстии. В этой документальной повести действуют многие известные персонажи, среди которых Г. Товстоногов, Ф. Раневская, О. Басилашвили, Е. Копелян, М. Данилов, А. Солженицын, а также разворачиваются исторические события, очевидцем которых был сам автор.


Галина

Книга воспоминаний великой певицы — яркий и эмоциональный рассказ о том, как ленинградская девочка, едва не погибшая от голода в блокаду, стала примадонной Большого театра; о встречах с Д. Д. Шостаковичем и Б. Бриттеном, Б. А. Покровским и А. Ш. Мелик-Пашаевым, С. Я. Лемешевым и И. С. Козловским, А. И. Солженицыным и А. Д. Сахаровым, Н. А. Булганиным и Е. А. Фурцевой; о триумфах и закулисных интригах; о высоком искусстве и жизненном предательстве. «Эту книга я должна была написать, — говорит певица. — В ней было мое спасение.


Автобиография

Агата Кристи — непревзойденный мастер детективного жанра, \"королева детектива\". Мы почти совсем ничего не знаем об этой женщине, о ее личной жизни, любви, страданиях, мечтах. Как удалось скромной англичанке, не связанной ни криминалом, ни с полицией, стать автором десятков произведений, в которых описаны самые изощренные преступления и не менее изощренные методы сыска? Откуда брались сюжеты ее повестей, пьес и рассказов, каждый из которых — шедевр детективного жанра? Эти загадки раскрываются в \"Автобиографии\" Агаты Кристи.


Эпилог

Книгу мемуаров «Эпилог» В.А. Каверин писал, не надеясь на ее публикацию. Как замечал автор, это «не просто воспоминания — это глубоко личная книга о теневой стороне нашей литературы», «о деформации таланта», о компромиссе с властью и о стремлении этому компромиссу противостоять. Воспоминания отмечены предельной откровенностью, глубиной самоанализа, тонким психологизмом.