Мне не забыть... - [35]

Она повернулась на ватных ногах, на лице застыла холодная маска, но в голосе дрожали слезы.

— А ты как думаешь, что произошло?.. Я убила его, ты это можешь понять? Я его убила!

Услышав это горестное восклицание, Тони почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове. Он вдруг отчетливо увидел, какой ценой далось Эмили решение, которое ни поддержать, ни раскритиковать было некому.

Как же снять с ее души этот камень? Она ведь сама была ребенком, чья вина заключалась лишь в неведении и беззащитности, а наказывает себя так сурово, точно заранее все рассчитала и спланировала и действительно совершила хладнокровное убийство.

— Эми, ты ни в чем не виновата, ты сама была еще малышкой и не могла оставить этого ребенка. Я догадываюсь, чего тебе стоило решиться прервать беременность, но…

Ее глаза загорелись ненавистью, нежные губы скривились в жесткой, недоброй усмешке.

— Но я все сделала правильно, это ты хочешь сказать? Естественно, ничего другого тебе и в голову не приходит. Истинно мужское чутье… — От ее истерического, напряженного смеха у Тони мороз пошел по коже. — Ну так вот: все обернулось совсем иначе. Мне не было предоставлено права выбора, жизнь… судьба распорядилась по своему усмотрению. Я постоянно твердила, что мне не нужен этот младенец и…

Тони смотрел на нее выжидающе, с тревогой, со страхом, и по выражению его лица Эмили поняла, что ему не ясен смысл ее слов.

— У меня был выкидыш, — с грубой откровенностью бросила она. — Я потеряла ребенка, потому что… он знал, что я его не люблю.

Слезы текли по ее щекам и жгли, словно расплавленный металл. Тони ожесточенно набросился на себя. Глупец! Как было не понять, что Эмили подразумевает под убийством. Ведь он любит ее больше всего на свете, а на поверку выясняется — он просто бесчувственный чурбан.

Ревность и неразборчивое в средствах честолюбие ослепили его, и в результате минули годы, прежде чем таким вот образом ему открылась правда. За это время можно было так много дать и получить друг от друга. Эмили пришла бы к нему, но, выходит, для него важнее было отомстить ей, а не пожертвовать ради нее своей гордыней.

Он должен был понять после того, как побывал у нее дома после злополучной вечеринки, если не раньше. “Последствия” — этим невзрачным словом он определил не поддающиеся описанию состояние и ощущения Эмили, которые круто изменили ее жизнь.

Спрашивается, о чьем благополучии он заботился, для кого задался целью разузнать об этих самых последствиях? Для нее, утверждало его сердце, для себя, насмехался разум. Он находился во власти предубеждения, вообразил, что она влюблена в Гарри, — и куда девалась его хваленая прозорливость? Он считал себя неплохим психологом и не разглядел, что Эмили боится и чего-то недоговаривает.

Тогда он ни о чьих чувствах, кроме своих собственных, не беспокоился, потому и не сумел обернуть все так, чтобы Эмили доверилась ему и приняла его помощь.

Эмили вполне могла бы сохранить ребенка, если бы пожелала, а он бы с радостью поддержал ее во всем — положил бы к ее ногам свою любовь и обеспечил материально, И, если бы она согласилась, женился на ней, любил бы одинаково ее и малыша. Вместо этого он предоставил ей выкарабкиваться самостоятельно и занялся своей драгоценной особой…

— Я погубила свое дитя, отказывая ему в любви, но… я, правда, хотела, чтобы этот ребеночек родился…

Больше Тони не мог выносить ее самоистязание. Он пересек пространство, разделяющее их, стиснул Эмили в объятиях, не обращая внимания на ее слабые попытки высвободиться. Он принялся гладить ее волосы, вынул платок и отер ей слезы, сопровождая каждый свой жест утешительными, ласковыми словами.

— В том, что с тобой случилось, виноват только я, — заключил Тони.

— Ты? — оцепенев от удивления, спросила Эмили.

Она перестала плакать, но все еще всхлипывала и вздрагивала всем телом, ослабевшая, опустошенная почти так же, как после выкидыша: ощущение такое, будто какое-то существо жило внутри тебя, а теперь — пустота. Только когда она потеряла ребенка, пустота заполнилась болью и многотонной тяжестью, а сейчас наступило облегчение.

Тони считает себя виноватым во всем… С чего это ему взбрело в голову?

— В тот день, когда я пришел к тебе домой… Я должен был увидеть…

— Тогда еще не было заметно. — Он покачал головой.

— Я не то имел в виду, Эми. Я хотел сказать…

— Что?

— Не бери в голову. Важно то, как ты переживала… взвалила всю вину на себя… Ты была совсем молоденькой и, возможно, физически не подготовленной к материнству.

Эмили печально улыбнулась: Тони повторяет диагноз, поставленный в больнице. Она не послушалась врача — тогда его непонятные слова казались раскатами грома, а его лицо и фигура плавали в густом, неощутимом тумане. Однако врачу не было резона лгать, он не завысил и не умалил меру ее ответственности, а просто выполнил свой долг.

От этого поздно пришедшего понимания скорбь не уменьшается… Зато наконец-то нашлось противоядие от адской смеси злобы, горечи и безнадежности, издавна отравлявшей душу Эмили, и воспоминания в истерзанной памяти сделались мягче и светлее.

Вызвано ли это тем, что раньше проявление ее чувств натыкалось на неодушевленные предметы, а сейчас свидетелем стал живой человек? Не потому ли воспоминания о ребенке терзали ее, что она держала их взаперти? А проговорив вслух, признала их право на существование?..