Мне не забыть... - [23]

Он задавал вопросы, слушал и утешал, а сам думал: она никогда не простит, а ему вовек не искупить своей вины. Он проклинал и презирал себя и преклонялся перед стойкостью маленькой женщины. Четырнадцать лет они провели порознь и сражались с прошлым один на один, но ей было во сто крат труднее и совершенно не на кого опереться. Тони понимал, что должен был стать для нее этим кем-то, а теперь драгоценные годы упущены.

Самым лучшим женщинам приходится тяжелее всех. Отважная малютка, жаловаться и стенать — не в ее привычке, только замкнулась в себе, а уж он-то знает, каково в одиночку нести бремя своей судьбы. И он, сам того не ведая, все эти годы заставлял ее молча терпеть.

Понятно, почему у нее так и не было возлюбленного и она не изведала любви настоящего мужчины. Увы, Эмили никому не позволяла доставить ей наслаждение: в каждом, даже самом порядочном поклоннике она видела своего первого “любовника”… и его брата.

Эмили затихла в его объятиях, всхлипывания становились все реже, только плечи подрагивали. Словно ни одной косточки не осталось в ее теле, она прильнула к Тони, податливая, невесомая, обессилевшая от волнения,

Он крепче прижал ее к себе, пушистые, мягкие волосы щекотали его подбородок. У Тони щипало глаза, по щеке скатилась скупая слезинка, не из жалости к себе — он не заслужил жалости, — а от скорби за любимую.

Тони представлял, как бы это могло быть… Нет, о том, чтобы Эмили его полюбила, нечего и мечтать, но если б она полностью доверилась ему, пусть даже все ограничится дружбой и взаимопониманием… Он желал ее, но желание не было таким острым, неотступным, как испытываемая к ней любовь.

Что-что, а сдаваться он не намерен. Надо только не зевать, и счастье ему улыбнется. Он завоюет расположение Эмили настолько, что она разрешит ему доказать свои чувства на деле.

Он не выдержит больше ни секунды, желание обладать ею — уже не жалкие вспышки огня на тлеющих углях, а яркий пожар, воспламенивший его плоть и кровь.

Тони достиг зрелости, и давнишнее убеждение окрепло: эта роковая страсть неистребима. По натуре он однолюб, и суррогат ему не нужен. Он мужчина и не собирался давать монашеских обетов, однако с тех пор, как в его сердце вселилась Эмили, все отношения с женщинами завязывались не по его инициативе и очень скоро сходили на нет. Он уступал лишь затем, чтобы не зачахнуть окончательно в одиночестве и не нанести даме смертельного оскорбления отказом.

При слабом свете сумерек Тони всмотрелся: каштановая прядь-завитушка выбилась из прически, упала Эмили на лоб.

Родная моя девочка, я сделал тебе больно, я, а не Гарри. Мое неумолимое осуждение отпечаталось в твоем сознании, медленно, но верно подтачивало твое неженское мужество.

Ее голова покоилась у Тони на груди, и в ушах Эмили гулко отдавалось его сердцебиение, вторя ритму ее сердца. Она вдыхала чистый, теплый, очень мужской запах, так быстро ставший знакомым.

Тони сказал, что она ошибалась на его счет, он ни в чем ее не упрекает, и уж тем более не презирает, и Эмили по его глазам видела, что это правда.

Сметено первое препятствие, и начинают сходиться края пропасти, которая пролегла между ею и Тони, остается лишь говорить, говорить все без утайки. Только об одном она умолчала — о своем не рожденном ребенке.

Сейчас она свободна, вместе со слезами выплаканы горькие, въедливые воспоминания, и появилась такая легкость, будто паришь над землей.

Эмили сидела, поджав ноги, не шевелясь, пустив чувства на самотек. А чувства сплавились воедино, обратились в инстинкт самосохранения, повелевавший ей не разлучаться с Тони.

Она закрыла глаза, погрузилась в дремоту, но Тони вдруг нежно взял ее за подбородок, приподнял ее голову, заглянул в глаза, заправил за ухо непокорную прядь, прошептал ее имя.

Затрепетав от ласкового прикосновения, Эмили вспомнила поцелуй перед домом Ховардов, перевела взгляд к губам Тони; ее губы приоткрылись, вздохнули мечтательно и счастливо.

Ни с кем ей не доводилось испытывать такого всепоглощающего, беспредельного сладострастия. Мир опрокинулся, перевернулся, и на его вершине хватает места лишь для двоих.

В предвкушении поцелуя у нее перехватило дыхание, все тело сладко заныло. Эмили облизала пересохшие губы и потянулась губами к его губам.

Чудесная истома обволакивала ее, заглушая страхи и сомнения. Отрава вожделения проникла и растворилась в крови Эмили. Пускай Тони поцелует ее, как тогда, сейчас она готова полжизни отдать за это ощущение.

Тонкие, нежные пальчики Эмили коснулись его щеки, как некое незримое дуновение.

— Эмили… — выдохнул Тони приглушенным, охрипшим от сумасшедшего желания голосом.

Он слегка повернул голову, тронул губами пульсирующую жилку на сгибе ее запястья. Жаркие змейки пробежали по ее коже, всполох страсти блеснул в глазах.

— Эми…

Пока не поздно, надо остановиться, честно объяснить: то, что с ней происходит, — физиологическая реакция на эмоциональный всплеск. Но ее пылающие губы совсем близко, и Тони не устоял, жадно впился в ее рот, пытаясь утолить неодолимый, сводящий с ума порыв. Теплая волна захлестнула Эмили, и Тони почувствовал, что его ласки — как пьянящий нектар для ее необученного тела.