Мне не всё равно - [2]
«МАРАФОН»
Я тихо гладила свой эфирный костюм в закутке за занавеской. Настроение было неважнецким: затея с благотворительным телемарафоном здесь, на месте, казалась зряшной, провальной. К тому же с утра шел дождь со снегом, а именно на улице должны были проходить необходимые для марафона мероприятия. Настроения не добавлял и разговор двух молоденьких местных корреспонденток, которые, не догадываясь о моем скорбном присутствии за занавеской, громко возмущались редакционным заданием:
— Какому идиоту пришла в голову идея в воскресенье и в эту погоду собирать на площади памперсы???
Идиотом была я. Именно я предложила во время телемарафона организовать сбор памперсов для домов ребенка этого крупного сибирского города. Неизвестно, кто придумал инструкцию, но в сиротских учреждениях для самых маленьких положено выдавать только один памперс на одну попу в день! Хотелось бы взглянуть на родных детей автора этой резолюции... На мой взгляд, собирать памперсы гораздо полезней, чем, например, игрушки и одежду, поскольку игрушки притащат старые мягкие (только пыль собирать), а одежду — ту, что уже точно не пригодится никому из малолетних родственников. Но в случае со старыми игрушками и одеждой горожан могло пригнать на площадь хотя бы желание избавиться от ненужного хлама и при этом чувствовать себя благодетелем. Что могло заставить граждан выйти из дома в эту погоду, прийти или приехать в центр, купить за свои кровные дорогие памперсы и отдать нашим корреспонденткам — представить было трудно...
— Нет, ты скажи, кто сегодня хоть нос высунет из дома? А как мы замерзнем, представляешь? И что мы будем делать во время прямых включений в одиночестве возле пустого грузовика???
Девушки замотали свои шарфы и наконец вышли из гримерки. Я довольно ловко подхватила падавший утюг, но даже эта, редкая для меня, бытовая удача, не улучшила настроения. Я представила себе лица сотрудников телекомпании в конце дня... И зачем согласилась участвовать?
Все началось пару месяцев назад, еще в конце зимы. На какой-то тусовке ко мне подошел старый знакомый, владелец и руководитель одной из самых успешных региональных телекомпаний, и напомнил, что у этой самой телекомпании скоро будет юбилей — 15 лет работы. Я весело поздравила с наступающим праздником, ожидая приглашения на банкет, но услышала другое:
— Понимаешь. мы каждый год отмечаем наш день рождения и всегда стараемся устроить праздник по-новому... Все эти кафе-рестораны-пикники — давно пройденный этап. Концерты в центральном сквере для горожан — тоже устраивали. В этот раз есть у нас такая идея...
И коллега рассказал мне, что в честь юбилея решено провести благотворительный телемарафон в помощь детям.
— Каким детям? Сиротам? Инвалидам? Жертвам семейного насилия? Талантливым? Особо одаренным? Гениям? И вообще — почему именно детям?
С некоторых пор «детская тема» во всяких там публичных благотворительных мероприятиях стала казаться мне спекулятивной. Никто почему-то не проводит телемарафоны в помощь просто инвалидам, или старикам, или больным туберкулезом. Почему? Да потому, что в этих случаях не может быть волшебного финала, потому, что телевизионная картинка будет безрадостной, потому, что старики не вызывают той умильной жалости, которую большинство из нас испытывают при виде обездоленного младенца. И про слезу ребенка знаменитый писатель сказал ровно потому, что образ плачущего малыша вызывает куда более сильные чувства, чем лицо плачущего старика. А по мне, так стариковские слезы горше, потому что нет времени на исправление, потому что нет надежды.
— Мы еще не решили точно, — ответил мой собеседник, — наверное, разным детям... Сейчас вся редакция ищет сюжеты, собирает просьбы, подтверждает поддержку руководителей богатых предприятий. Сайт открываем...
— Ты понимаешь, что невозможно будет просто провести телемарафон, облагодетельствовать нескольких детей, а остальным сказать: извините, всем помочь не можем? Это же такая ответственность!
— Дa, понимаю. У нас уже есть штаб, который будет работать два месяца до марафона и некоторое время — после. Чтобы обиженных было поменьше... А тебя хотел попросить провести этот марафон в прямом эфире. Приедешь?
Я легкомысленно согласилась. Названная дата была еще такой далекой, проект казался таким «сырым», что мое согласие, казалось, ни к чему меня не обязывало. Но я ошиблась.
Занавеска отдернулась, и в мое убежище заглянула девушка-гример.
— Светлана Иннокентьевна, Вас там ищут. Последнее обсуждение сейчас будет в кабинете у главного, а потом не забудьте — на грим...
Мне дали окончательный вариант сценария нашего пятичасового марафона. В него были внесены и мои правки, и тексты, только вот шрифт для меня теперь мелковат — без очков уже не увижу. Наверное, сострадание к старикам возрастает по мере приближения собственной старости. Когда-то в детстве я не понимала, что значит мамино «плохо себя чувствую». Что конкретно болит? Ничего? Тогда почему плохо? В молодости раздражала медлительность и назойливость пожилых людей: неужели нельзя побыстрее, неужели не ясно, что я занята? И вот теперь сама противно капризничаю, нервничаю...
