Мне надо кое в чем тебе признаться… - [4]

— Хорошо поспала? — спросил он.

— Отлично. Но кофе не помешает — ночь была короткой.

Он ухмыльнулся, поцеловал меня и потянул к столу, обращаясь к детям:

— Давайте, выкладывайте, как вы тут жили без меня?

Я слушала их, впитывая любовь и нежность. У Пенелопы и Титуана, взбудораженных появлением отца, энергия зашкаливала, но вместе с тем они были внимательнее и ласковее друг с другом, чем обычно. Наша старшая как будто ненадолго забыла, что в последние месяцы не выносит своего младшего брата, а Титуан, в свою очередь, не помнил, что после поступления сестры в коллеж считает своим долгом постоянно дразнить ее. Ксавье сосредоточенно слушал, потешался над их историями и не слишком сокрушался из-за того, что некоторые события прошли мимо него. Они болтали обо всем: об учебе, друзьях и подружках, занятиях спортом, играх, проблеме повторной переработки мусора — и обсуждали жизненно важные вопросы, в частности, когда мы пойдем есть картошку фри. После того как был выбран подходящий день, Ксавье хитро подмигнул и спросил у детей, хорошо ли я себя вела. Это позабавило меня, и я уткнулась в чашку, с интересом прислушиваясь к их отчету.

— Она нас не очень ругала, — начал Титуан. — Потому что мы ее слушались, папа.

— Ну-ну… только не ты, — включилась его сестра, скорчив скептическую и снисходительную гримаску, характерную для детей на пороге пубертата.

Меня потрясала метаморфоза нашей старшей, произошедшая всего за несколько недель: как моя малышка могла в мгновение ока стать тинейджером, откуда вдруг вечное недовольство всем, обидчивость и скрытность? Низкий поклон тебе, переходный возраст! Титуан вскочил со стула, готовый броситься на сестру, Ксавье молниеносно среагировал, схватил сына за руку и усадил обратно.

— Так, спокойно! Я спрашивал не о вас, а о маме… так что…

Титуан уничтожил сестру взглядом — она еще за все поплатится. Какое блаженство, что мне больше не придется улаживать их разборки в одиночку! Пенелопа пожала плечами, показывая, что ее не испугать какой-то козявке, пусть это и ее брат, и переключилась на папу.

— Мама… она очень много работала, когда тебя не было.

Ксавье удивленно приподнял брови.

— Да что ты…

— Все вечера она приходила поздно… С нами всегда сидела Хлоя.

Хлоя была няней наших детей с самого раннего возраста и нашей спасительницей. В те вечера, когда я задерживалась в галерее, а Ксавье безостановочно принимал больных — он никому не мог сказать «нет», — ей часто приходилось оставаться и после семи вечера, прописанных в договоре.

— Что вы затеваете у себя в галерее? — поинтересовался Ксавье.

Там, в чаще своих африканских джунглей, он наверняка пропускал мимо ушей информацию, которой я с ним делилась.

— Прямо перед твоим отъездом я встретила потрясающего художника, ты уже забыл?

— Смутно припоминаю…

— Неважно… Я предложила ему выставиться и обязательно устроить вернисаж, поскольку у него накопилось достаточно работ. Он согласился!

Я встала, чтобы налить вторую чашку кофе и, главное, чтобы угомонить охватившее меня возбуждение.

— У него потрясающие полотна, — продолжила я. — Ты должен их увидеть, ты сам поймешь… да он и человек интересный, увлеченный своим делом… э-э-э, со своими тараканами, не стану скрывать. Но это часть его личности. Мы с ним прекрасно ладим… В общем, я целиком, на двести процентов, сфокусировалась на нем. Ты уехал, и мне ничего не мешало заняться выставкой.

— То есть ты без меня не скучала, — криво усмехнулся он.

Я прыснула и потянулась к нему, обхватила его шею руками и поцеловала в щеку.

— Вот дурачок! Должна же я чем-то себя занять, пока тебя нет. К тому же Идрис талантлив! Очень и очень… Он появился как раз тогда, когда надо было, благодаря ему дни без тебя тянулись не так долго.

— Знаешь, по-моему, ты уже давно не увлекалась так ни одним художником.

Вскоре дети были готовы к выходу. Фантастика, но Пенелопа спросила Ксавье, не может ли он подвезти ее в коллеж — с начала учебного года для нее стало делом чести ходить туда самостоятельно.

— Лови момент, — шепнула я мужу, — пока ей хочется похвалиться перед подругами отцом-авантюристом… Завтра она о своем желании забудет!

— Не собираюсь лишать себя удовольствия… Ты уже уйдешь, когда я освобожусь?

— Нет, подожду тебя дома. А ты сможешь сегодня зайти в галерею? Посмотришь, как мы готовимся к выставке? Очень хочется все тебе показать.

Он снисходительно покивал. Муж хорошо меня знает: когда мне что-то втемяшится…

— Да, конечно.

Но и я его знала не хуже: он забудет об уговоре, едва переступив порог своей клиники.

Глава вторая

Как обычно, Ксавье умчался на мотоцикле в клинику, а я пошла пешком в галерею. Эти пятнадцать минут — мой незыблемый ритуал начала дня. Я люблю шагать по улицам, знакомым мне всю жизнь. Лучший отрезок пути — когда я сворачиваю за угол той из них, где находится мой второй дом. Она пешеходная, узкая, усеянная ловушками корявых булыжников, с которыми я легко справляюсь, поскольку именно на них сделала свои первые шаги. Это почти и не улица, а маленькая деревня. Причем из другой эпохи, из другого времени. Она словно застыла и отказывалась меняться. Стены фахверковых домов бросали вызов закону притяжения, краски выцвели, но никого это не волновало, поскольку ничто здесь не утратило своей чудесной прелести. Обаяние этого места тормозило порывы девелоперов, заставляя их откладывать очередной строительный проект. Нас нельзя было убрать. Как и каждое утро, я помахала Аните, державшей букинистическую лавку, Жозефу, моему соседу из музыкальной мастерской — маленькому, с годами усыхающему человечку, возраст которого невозможно было определить, — поприветствовала цветочницу Сибиллу и зашла купить что-нибудь вкусненькое к старым булочникам, которые уже было собрались уйти на покой, но передумали и снова открыли лавку, где торговали собственноручно изготовленными сладостями. Перед галереей я послала воздушный поцелуй Лили, владелице ресторана. Старожилы из местных знали меня еще ребенком, а до того дружили с моим отцом и дедом. Я крутанула большую латунную ручку двери, прошла по галерее, зашвырнула сумку и пальто в кабинет, а затем сделала традиционный ежедневный обход своих владений, цокая каблуками по каменной плитке пола. По мере продвижения я зажигала светильники во всех трех выставочных залах, разделенных арками и несколькими ступеньками. Мне нравился перепад уровней, который сам по себе менял атмосферу. Все здесь было вкривь и вкось, что неудивительно, если учесть возраст дома. Экспозиция, на первый взгляд хаотичная, на самом деле следовала девизу моего деда: «Красивые вещи всегда сочетаются друг с другом». Скульптуры и живописные работы стояли и висели рядом, образуя мешанину органических веществ, минералов, красок — иногда сверкающих, иногда мрачных, а иногда еле-еле проступающих на белоснежных холстах.