Мне бы в небо - [11]

— А можно будет вам перезвонить? Например, сегодня вечером. Не исключено, что в среду я буду в Аризоне — а может быть, и в четверг тоже. Или даже дольше.

— Вы же только что сказали, что в среду у вас благотворительное мероприятие.

— У меня быстро меняются планы. Может быть, встретимся в восемь?

— Не позже семи. И обязательно в «Ситаке».

Становится тихо.

— Вы уже почти дописали книгу?

— Вчера вечером отослал вам две трети. Осталось только закончить.

— Значит, в семь. И все-таки я вам перезвоню во вторник.

— Я могу заскочить и в Аризону, в среду у меня гибкое расписание. Летите в Финикс, да?

— В Финикс… а возможно, я буду в Юте. Или еще где-нибудь.

— Да что такое у вас творится?

— Повсюду нуждающиеся авторы. Исчерпанное вдохновение. Нервные срывы. Банкротства. Приходится во всем разбираться самому. А еще — гольф. Я сейчас в Ла-Хойе, на соревнованиях… моя секретарша вас переключила.

— Но я слышу, как вы печатаете.

— Это симулятор гольфового поля у меня на ноутбуке. Я сейчас разрабатываю стратегию игры.

— Я позвоню, — говорю я.

Надеюсь, следующий звонок будет проще. Ставки ниже. Кара, моя старшая сестра и семейный секретарь по связям с общественностью, живет к югу от Солт-Лейк-Сити, в пригороде, который выглядит так, как будто его выдавили из тюбика с пастой. Там есть развлекательные центры для детей и извилистые бульвары, рассеченные велосипедными дорожками. Кара водит «сааб», который чище, чем в тот день, когда она его арендовала, и целый день работает на добровольных началах, обучая детей грамоте и помогая в приюте для женщин, подвергшихся жестокому обращению. Все это благодаря ее мужу — он пишет компьютерные программы и зарабатывает едва ли не самые шальные деньги в нашей экономической системе. Он любезно маячит на периферии жизни Кары, ничего не требует и дает все. Они милые, приятные, добрые люди, которые как будто заключили сделку с Создателем — Он расточает им свои блага в обмен на стопроцентное благоразумие. Я молюсь, чтобы их не постигла какая-нибудь настоящая беда. Это будет несправедливо — грандиозная, ужасная ошибка.

Наш сегодняшний разговор связан с субботней свадьбой — Джулия, моя младшая сестра, в очередной раз попытается замаскировать свои многочисленные недостатки, а главное — патологическую зависимость от окружающих, чтобы официально вступить в брак с мужчиной, который понятия не имеет, вот что впутался. Кара несколько лет работала над созданием этого союза. Она выбрала жениха — парня, с которым встречалась в старшей школе (теперь он продает тракторы в нашем родном городе, извлекая выгоду из своей юношеской славы классного футболиста). Замысел Кары представляет собой путешествие во времени: брак будет походить на родительский и упрочит положение нашей семьи в родном краю. Даже дом, по мнению Джулии, выбранный ею самостоятельно (на самом деле именно Кара сузила круг поисков, втайне снабдив риэлтора инструкциями), — точная копия родительского. То же крыльцо, такие же спальни, рай для «мастеров на все руки».

— Ты где? — спрашивает Кара, когда я звоню. Это ее неизменный первый вопрос — и самый глупый.

— Застрял в денверском аэропорту.

— В пятницу тебя видели в Солт-Лейк-Сити. Ты уверен, что ты не здесь?

Забавный вопрос. Мне неоднократно доводилось прилететь в какой-нибудь город, провести там пару часов, улететь и через два-три дня позабыть об этом визите. Впрочем, Солт-Лейк-Сити я обычно помню. Церковь. Каверзные законы насчет спиртного. Шустрые старики.

— Абсолютно уверен.

— Тебя видела Уэнди Дженс. В центре города. В том ресторане, который тебе нравится, — там подают печенку.

— И как поживает Уэнди?

— Как будто тебе не все равно. Не води меня за нос. Она точно такая же, как и в тот день, когда ты перестал ей звонить. Умная, привлекательная, слегка растерянная и в ярости.

Наверное, пора объясниться насчет женщин.

Их у меня много. Моя внешность тому способствует. Это звучит ужасно — но я красив, пропорционально сложен и обладаю собственным стилем. Старики-портные меня обожают. Они говорят, я похож на мужчин шестидесятых годов, изящных, но крепких, невысоких, но плечистых, с широким шагом. У меня практически такое же тело, как у моего отца — а он никогда не занимался спортом и не сидел на диете, но естественным образом оставался в отличной форме до преклонных лет. Фермерши, которым он развозил пропан, были его верными воздыхательницами — они щедро снабжали отца домашним печеньем и напитками, пока я, застенчивый и внимательный, сидел в кабине и восхищался отцовской провинциальной галантностью. На похоронах, поощренные тем, что он умер разведенным, пожилые дамы плакали открыто, навзрыд, и пролитые слезы молодили их. Моя мать тоже плакала, но в основном, полагаю, дабы соблюсти приличия. Общественное мнение решило, что она поступила бесчестно. Мать вторично вышла замуж. А он так и не женился. Она преуспевала. Он умер в долгах. Лишь в физическом смысле отец ее обставил. В то время как мама увядала и расплывалась, становясь одной из тех женщин, которые про помощи косметики не подчеркивают свои достоинства, а создают их с нуля, отец сохранил зубы, волосы и сине-зеленые глаза — вплоть до той минуты, когда глава похоронного бюро принялся наносить последние штрихи.