MMMCDXLVIII год - [27]

— Имя свое я могу произнести только на свободе. Здесь нет у меня имени! — отвечал пленник.

— Ты уже свободен.

— Доброе существо! Я не в силах вознаградить обманутую надежду твою. Тяжко невознаградимое благодеяние, вечный долг, но я должен принять его на себя; может быть найдутся люди, которые за освобождение мое разделят со мною благодарность к тебе…

Мери внимательно смотрела на пленника; слезы катились из глаз её. — Да! — произнесла она, — наружность твоя обманула бы и меня, но душа не обманет!.. В тебе нет того равнодушия, которое так убийственно, но которое заставляет так дорого ценить каждую ласковую улыбку, каждое ласковое слово. Иди!.. Ты никому не обязан за освобождение; не я, а случай благодетель твой.

— Постой, милое существо; найду ли я на острове убежище от злодеев и путь к совершенному освобождению? Если эта минутная свобода клонится к тому только, чтоб вздохнуть на чистом воздухе, и потом снова быть в руках злодеев; то зачем выйду я отсюда?

Мери задумалась.

— Ты будешь Эолом до тех пор — произнесла она вдруг, — покуда возможность даст тебе право назвать себя настоящим имеем. Пойдем.

Они вышли из башни, спустились по лестнице. Фонарь, который несла Мери, осветил плавающего в крови Севера. Глухие стоны вырывались еще из груди его. С трепетом пробежала она мимо.

Скоро прошли они чрез ходы подземелья. В гроте Мери остановилась.

— Здесь, — сказала она освобождённому пленнику, — ты будет ждать меня я скоро возвращусь. Тебе нужна одежда Эола. В пристани есть корабль, готовый к отплытию. Ложный Эол может также располагать им, как настоящий. А я научу тебя быть настоящим Эолом.

Мери скрылась, неизвестный сел на камень, который лежал у входа. Сквозь густой кустарник он мог видеть море и часть острова; но внимание его не было обращено на видимые предметы: он погрузился в задумчивость.

— Вот судьба людей! — произнес он наконец. — Повелитель должен носить личину преступника, добродетель личину порока, истина должна скрываться под черною одеждою лжи; иначе — и человек и добродетель и истинна зависят от руки злодея, от зависти малодушного, от слов клеветника.

Может быть ищут уже могилу мою, чтоб облить ее слезами любви; но кто же казнит хищника?.. Человеку ли достойно казнить и достойно вознаграждать себе подобного?

Он обратил взоры к небу и продолжал:

— Преступление как неизлечимая мучительная болезнь ведет к внутренним тайным страданиям и к страшной смерти; добродетель, как чудотворный источник, оживляет и воскрешает нас.

Неизвестный умолк, но вскоре опять увлеченный горестными мыслями, он продолжал, приложив к сердцу своему руку.

— Здесь было бы всегда спокойно, если б судьба человека не связана была с судьбою других, любимых и любящих существ!

О, Эвфалия! Кто встретит тебя во вратах Босфоранских ужасной новостью, тот убийца твой!..

Он умолк.

Между тем Мери пробежала гору, и задыхаясь от усталости, приблизилась к дому главного сторожа.

— Исаф! — вскричала она, входя в двери.

— Кому понадобился Исаф? — сказал старик. — А, Мери, что тебе?

— Эол прислал меня сказать тебе, чтоб ты собирался в поход. Ты ему очень нужен, ступай на корабль, который в пристани, и скажи, чтоб его ожидали; с закатом солнца он хочет выехать.

— Это значит: в дальний поход! На новый руль верно нет надежды!.. Хорошо, для Эола припомню Восточное небо!..

С клюкой старика лучше не спотыкнёшься, нежели с зоркими глазами молодого хвастуна!

— Сбирайся же скорее! — сказала Мери и торопилась идти.

— Постой, Мери, откуда ж взялся Эол?.. Он кажется не приезжал с Севером?

— Некогда рассказывать, после узнаешь; скоро смеркнется, а мне еще нужно сходить к Врасанне.

Мери ушла, а Исаф связал в узел походные пожитки, простился с домом своим, запер его и отправился в пристань.

Сходив к Врасанне на южный берег, Мери воротилась домой. Старуха пришла в себя и несколько уже раз спрашивала про Мери и посылала Лену искать ее.

— Вовремя вздумала пропадать! — произнесла она, когда вошла Мери.

— Я была за горой у Врасанны… ходила к ней за смоквами…

— В доброй час забота о смоквах!.. Сын умер… я лежу мертвая…

— Я не хотела сказать вам… Я проговорилась от радости, что вам лучше; я звала Врасанну помочь вам.

— Дело другое! — сказала старуха, успокоясь. — Придет ли?

— Придет.

— Хоть с нею поделюсь горем!.. Ох! Вот тебе и вся слава!

Умер и конец! Да еще дастся-ли небо за грехи? Угодники, как солнце в лучах, будут сидеть спокойно и творить вечную молитву; а тебе Эол, придется еще поскитаться без души по белому свету!.. Быть бы тебе лучше Христовым воином, чем губить ближних войной!..

Вошла Врасанна. Старуха лет пятидесяти, оракул острова, шаманка, вещунья и утешительница, родильница суеверий и предрассудков, толкователь снов и явлений, прибежище малодушия, словесный шумный водопад. Все речи её начинались с слов: поверишь и вперед! Все окрестные события, домашние происшествия, общие слухи, частные тайны, все было ей известно.

Между тем, как Врасанна утешала отчаяние старухи, Мери ускользнула из комнаты. Сумерки способствовали ей вывести плащ и шапку Эола, и достигнуть незаметно до подземелья.

— Вот все, что нужно для тебя! — сказала она неизвестному. — Чтоб никто не подозревал, что ты не Эол, остается узнать тебе его привычки.