mmmavro.org | День 135, Ад - [3]

Дверь в углу комнаты противно скрипнула и опять начала медленно открываться. Все замерли. (Фалеев почувствовал вдруг, что у него отчего-то захватило дыхание.) Дверь отворилась. В комнату не торопясь вошёл один человек. Полуголый мускулистый мужчина в красном капюшоне.

Палач! – отчаянно мелькнуло в голове Фалеева. – Тот самый, из предыдущего сна!

Он внезапно всё вспомнил, и сердце сразу же ухнуло и покатилось куда-то вниз.

Мужчина между тем, всё так же не спеша, приблизился к столу и, помедлив мгновенье, одним резким движением сдёрнул тёмное покрывало. Женщина пронзительно и тонко завизжала.

……………………………………………

 

Дальнейшее слилось затем в память Фалеева в какую-то сплошную то ли оргию, то ли дикую кровавую вакханалию.

Пытки, деловито и хладнокровно орудующий своим аккуратно разложенным на столе жутким инструментарием палач, ... – о назначении некоторых из этих ужасающих аксессуаров Фалеев поначалу даже и приблизительно догадаться не смог! Сцены самого изощрённого, самого извращённого насилия, опять пытки... Опять насилие... Пытки и насилие одновременно... Женщина визжала не переставая. На одной ноте. Как мучаемое животное. У Фалеева даже уши к концу заложило. Он вообще словно оглох и ослеп от всего увиденного и услышанного. Перед глазами плавала какая-то кровавая мутная, пелена, в ушах звенели беспрестанно вопли истязаемой жертвы.

Когда всё кончилось, женщина была абсолютно сломлена. Фалеев никогда до этого не видел людей в таком состоянии. Да даже и не подозревал, что такое возможно! До чего можно довести человека всего за несколько часов. До совершенно животного состояния. Полной покорности и забитости. "Встать! Лечь! Ползти!" и т.д. и т.п. Монахи командовали, а женщина послушно и торопливо исполняла. Видно было, что ей даже в голову не приходит не подчиняться. Единственной её мыслью был страх, опасенье сделать что-то не так! Выполнить команду недостаточно быстро. Монахи отдавали свои приказы с таким холодным равнодушием, словно проверяли исправность нового, только что изготовленного прибора или механизма. Телевизора какого-нибудь. Или электроутюга. Режимы работы. Так... Это работает... Это тоже... Палач же на свою жертву вообще даже и не смотрел больше. Как будто её теперь просто не существовало. Он тщательно и любовно укладывал свои инструменты. Все эти жуткие клещи и щипцы. Прибирал рабочее место. Как слесарь станок. Или, там, верстак.

"Вечность – это тёмный чулан, населённый пауками", – вспомнилось вдруг Фалееву, и ему неожиданно сделалось до такой степени жутко, что он закричал. И – проснулся.

--------------------------------------------------------

После этого подобные... сцены стали сниться Фалееву каждую ночь. Та же или другая какая-то комната, палачи, ассистенты. Иногда монахи, иногда они выглядели как-то иначе. Всё это, как скоро понял Фалеев, решающего значения не имело. Как именно выглядели палачи и их подручные. И что именно они делали со своими жертвами. И сколько времени это у них занимало. Важно, чем это всё кончалось. Для их жертв. А кончалось это всё для них всегда одинаково.

Сломленные абсолютно, безвольные, покорные люди. Мужчины или женщины – неважно. Результат был для всех один. Конец. Моральное уничтожение. Аннигиляция духа. Домашнее животное. Электрический утюг, послушно включающийся и выключающийся при лёгком касании кнопки. Как правило, всё происходило очень быстро, но иногда затягивалось и длилось довольно долго. Хоть изредка, но случалось и такое. Сутками, даже неделями. Время в этих снах словно останавливалось или замедлялось. Текло как-то иначе, по-другому. Порой Фалеев проводил там целые месяцы, видел десятки и сотни людей; но когда просыпался, то всегда оказывалось, что здесь, в этом, реальном, земном мире прошла всего только одна ночь. Хотя, что значит "реальном"? Там, во снах, всё тоже было реальным. Более чем. Сверхреальным! Это был точно такой же мир. Такой же реальный. И такой же точно жёсткий и безжалостный. Да... Иногда люди держались неделями. Но всё равно конец был для всех один. Ничто. ОНО.

Это был своего рода пароль, кодовое слово, залетевшее неизвестно откуда в мозг Фалееву и накрепко там засевшее. Словно кто-то его ему шепнул, подсказал. "ОНО". Когда человек окончательно ломался, Фалеев всегда невольно произносил его теперь про себя. Всё! ОНО. Это был уже не человек, не личность, не мужчина и не женщина. Это было какое-то безвольное, раздавленное, бесполое существо. Слизь. ОНО. В ОНО превращались рано или поздно все. Мясорубку не выдерживал никто. Ни один. Никто! ОНО. Это было неизбежно, как смерть. Да это и была, по сути, смерть. Духовная. Духовная смерть. Потеря самого себя. Потеря в себе всего человеческого. Всего того, что, собственно, и отличает человека от животного. Чести, воли, достоинства... Превращение в обычное домашнее животное. В пресмыкающееся. В ОНО!

3.

Так прошла неделя. Фалееву, впрочем, казалось, что прошло по крайней мере лет сто, не меньше. Ведь ночи длились у него теперь месяцами. Плюс все эти новые "впечатления". Реки крови, потоки боли, мучений, нечеловеческих страданий, казалось, хлынули ему в душу и затопили её буквально до краёв. Порой ему представлялось, что ещё немного! что если это ещё ну, хоть немного продлится! то он и сам захлебнётся, утонет, растворится в этом безмерном, бездонном и безграничном море мук людских. Безбрежном, волнующемся океане красной, горячей, дымящейся человеческой крови, каждая капля которой – это муки, муки, муки и муки. Чьи-то сломанные жизни, сломанные судьбы… Сломленные воли. Сломленные души! ОНО!! Одно лишь огромное безграничное безликое ОНО.