MMIX - Год Быка - [197]
Почему Фагот становится мрачным? Это как раз понятно. Неудачный каламбур обернулся многими веками шутовства, которое стало неуместно после примирения с хозяином и отставки от временного управления личностью человека. В своём же истинном обличье духа естествознания Фауст по-настоящему серьёзен, а мрачен постольку, поскольку имеет дело исключительно с мёртвой материей. Любопытнее вопрос, почему Автор одел преображённого Фауста, вознесённого на небеса, в фиолетовый цвет? Выбор конкретного оттенка отчасти случаен – главное, что это не белый, но и не чёрный цвет. Из всех цветов радуги фиолетовый цвет наименее живой и может означать сферу косной материи и неживой энергии. Но всё же – почему не чёрный, как одеяние Воланда или плащ Маргариты? Объяснение может быть таким: абсолютно чёрные одежды – это не знание о вещественных началах, а сопряжённое, но тоже духовное знание – о неидеальной, тёмной стороне психологии личности, преодолевающей сопротивление жизненных обстоятельств, о развитии в фазе Надлома.
Что же касается преображения двух других помощников Воланда, то их новое обличье нельзя назвать глубоко символичным. Просто можно говорить о полном отрицании прошлого в одном случае – худенький юный паж вместо жирного кота, и о лишении демона безводной пустыни последних живых черт, превращении его в стальную машину. Небольшая странность заключается в том, что этим двум превращениям мы не находим соответствий в параллельных главах или в симметричной первой главе. Можно предположить, что прощение Фриды в 24 главе было прецедентом для всех – Бегемота, и Азазелло, и Геллы тоже.
Единственное место в первой главе, которое хоть как-то может намекать на всех трёх демонов из свиты Воланда – это описание Автором самого иностранного консультанта. Трость с черным набалдашником в виде головы пуделя – это символ из «Фауста» и может означать самого Фагота как земную опору Воланда. А вот два глаза, которыми Воланд по-разному смотрит на мир, напоминают нам: зелёный – о Бегемоте, а чёрный – об Азазелло. То есть свита всегда при хозяине, его глаза, уши и инструменты, так надо понимать. Каждая из этих подсобных идей получает земное воплощение в виде каких-то личностей и сообществ, бессознательно движимых одной из форм интуиции.
Конечно, летящие всадники из 32 главы не могут не напомнить о всадниках Апокалипсиса, но их описание не даёт нам основы для сопоставлений. Если Автор и имел такое желание, то всё же не смог или не успел найти все соответствия этим образам последней книги. Или же мы с вами пока не смогли найти их в тексте Романа. В конце концов, нельзя перетягивать на себя всё одеяло, нужно оставить и другим возможность проявить себя в исследовании – найти оставшиеся необнаруженными параллели с книгами Нового Завета и другими главными первоисточниками или же окончательно убедиться в их отсутствии. Тем не менее, преображение следующей тройки заглавных героев заслуживает нашего отдельного рассмотрения и свежего взгляда.
67. Увидеть невидимое
«Себя Маргарита видеть не могла, но она хорошо видела, как изменился мастер. Волосы его белели теперь при луне и сзади собирались в косу, и она летела по ветру».
В отсутствие описания преображённой Маргариты начнём с завершённого портрета мастера. К седой косе нужно добавить ботфорты со шпорами, а также наводящий вопрос Воланда о гомункуле, который отсылает нас к образу Вагнера из «Фауста». Образ мастера на высшей стадии развития – это обобщённый портрет двух немецких гениев XVIII века – поэта Гёте и философа Канта. Безусловно, для иллюстрации 32 стадии более всего подходят эти два великих мастера, достигших высших вершин на пути философского и художественного познания.
Нужно, наверное, ответить и ещё на один вопрос: Почему трое помощников Воланда имеют средневековое рыцарское одеяние, а мастер приписан к концу XVIII века? Когда мы делали разбивку исторических процессов на уровни и стадии, то определили Канта в родоначальники мировоззрения, лежащего в основе новейшей истории, которую с периода наполеоновских войн можно рассматривать как единый процесс. Одной из сторон этого глобального процесса является испытание интеллектуального мастерства современного человека, первыми высшими образцами которого можно считать Канта и Гёте. В таком случае рыцарские доспехи свиты Воланда указывают на более масштабный всемирно-исторический процесс, охватывающий не века, а тысячелетия. Ссылка на исторический каламбур периода крестовых походов и религиозных войн означает, что предметом испытания на этом уровне является духовный мир, психическая природа человека.
