Млечный Путь, 2012 № 02 (2) - [13]

О том, что у меня в сумке револьвер, а в кармане кастет, я тоже не стала говорить. Кстати, они и в прошлый раз там были.

— Не в моем. Но я могу подать на вас в суд. Или на вашу газету. За диффамацию.

— Да? Я не опубликовала ни строчки против вас и вашей клиники. И даже не написала.

— Так вы не намерены публиковать скандальную статью против моих методов лечения?

— Я намерена узнать, кто стоит за событиями, приведшими к смерти двух пациентов. И вы должны быть заинтересованы в этом больше всех.

— А вам не приходило в голову, что преступник — это я? — Он усмехнулся. — Ваши собратья по перу, науськанные моими научными противниками, именуют меня шарлатаном. И готовы обвинить во всем, вплоть до убийств.

— Полно, профессор. Я не разбираюсь в медицине. Зато неплохо разбираюсь в шарлатанах. Вы не из их числа.

— Вот как? Это лестно. Кстати, можете сесть.

Вообще-то, даме стоило бы предложить сесть сразу. Ну да бог с ними, с джентльменскими манерами, видывали мы и похуже.

— Так зачем вы все-таки пришли, Хелен Тайрон?

— Господин Ламорис не стал обращаться в полицию, насколько мне известно.

Он кивнул.

— И меня это огорчает, — продолжала я. — Не потому что я желаю зла вам и вашей клинике. Но полиция, возможно, нашла бы злоумышленника. А так он остается на свободе. Здесь я вижу два варианта. Он достиг своей цели и при том не понес наказания. Либо он — или она — будет продолжать свою деятельность и вредить клинике. И то, и другое плохо.

— Так что же, по-вашему, следует предпринять?

— Найти преступника самим. И у вас лично, профессор, для этого больше возможностей, чем у меня или доктора Штейнберга. Может, больше, чем у полиции.

— Каким образом? Я врач, исследователь, а не сыщик.

— Именно. Я не бывала на ваших публичных сеансах, но знаю о них, а также читала ваши статьи. Вы используете гипноз как метод лечения. Причем доказываете, что это не следствие действия магнетического флюида, как уверяют магнетизеры, а просто внушение.

— Верно. Опыты Шарко и Бернгейма также доказывают…

Я перебила его, понимая, что, если профессор сядет на любимого конька, его не остановить.

— Даже ваши противники признают, что вы очень сильный гипнотизер. Так что же вам мешает применить свой дар, чтобы выявить преступника?

— Вы понимаете, что говорите, молодая дама? Вы хотите, чтоб я нарушил врачебную этику?

— При чем здесь врачебная этика? Я же не уговариваю вас вредить больным с помощью гипноза. А вот поспрошать персонал и не дать возможность солгать вам — почему бы нет? Это никому не повредит, а только принесет пользу.

— Роль змеи-искусительницы вам совсем не идет. Ступайте и не пытайтесь больше проникнуть в клинику (величественно так, прямо «иди и не греши»). Тогда я не стану подавать в суд.

— Кстати о суде. Ламорис ведь может потребовать через суд денежной компенсации.

— Идите, я сказал! Вас проводят.

Либби и доктор Штейнберг дожидались за дверью. Вид у обоих был виноватый.

— Ты ведь не сердишься? — сладким голосом пропела моя школьная подруга.

— Ну что ты, — искренне ответила я.

— Вы очень добры, — сказал доктор.

Он ошибался. Я совсем не добра. Просто при моей работе привыкаешь не обольщаться насчет окружающих и относиться к ним снисходительно.

— Понимаете, я не мог обманывать профессора…

— Не стоит оправдываться. Идемте, — на лестнице я спросила: — Вы ведь слышали, что я говорила профессору?

— Да. По правде говоря, Ламорис грозил судебным иском, и профессор этого опасается. Дело даже не в том, что ему придется заплатить, а в том, что труд жизни профессора будет дискредитирован, и мы лишимся пациентов.

— Я не об этом, доктор. Я о возможности использовать гипноз. Профессор прислушается к вам. Подумайте об этом, когда Ламорис заявится вновь. Не исключено, что именно он измыслил интригу, чтоб избавиться от жены, да еще и обогатиться за ваш счет.

Они выпустили меня с главного входа, и Патрик кивнул мне при этом, как старой знакомой. Доктор проводил меня до ворот, и в глубине души я была ему благодарна. Ну не нравился мне этот сад, и все. И не говорить же благоразумному доктору Штейнбергу, что у меня бабушка из Карнионы, а тамошние жители чувствительны к некоторым вещам.

Профессор Сеголен сказал, что я не гожусь на роль змеи-искусительницы. Черта с два он понимает в искусителях. Или путает их с обольстителями-обольстительницами. Тут главное — вовремя и к месту бросить зерно, и оно точно прорастет. Сам проф в силу собственной честности не додумался бы применить даденный ему от природы дар не по прямому назначению. Но чуть подтолкни его в правильном направлении — он непременно соблазнится, как ребенок новой игрушкой. Убедит себя, что это ради блага его же пациентов. Конечно, не сразу, надо несколько дней, чтоб он дозрел. А пока можно было заняться своей непосредственной работой — и кое-что выяснить относительно упомянутых в книгах фигурантов.

А потом ко мне пришла Либби. Смущение ее давно испарилось, она знала, что я не лицемерила, сказав, что не сержусь.

— Проф хочет тебя видеть, — сказала она. — Ему Ролли напел, что ты в истории хорошо сечешь, очень складно все про виконтессу объяснила, какая она была на голову больная и про то, как хотела в круглой комнате спрятаться. Вот он и велел тебя позвать, может, ты еще что про это дело читала.