Младенческая память - [5]

- Вам не показалось ли странным, что я чепуху разную у вас вспоминал?.. Не показалось?.. Так, чепуховину, ни к селу ни к городу и к делу не идущую...

Это я все хотел подобраться к одному, самому для меня важному... да с языка не слетало!.. И для вас даже, может быть, было бы неприятно: главное, на ночь...

А я это, признаться, под впечатлением, что собаки безголовые везде валяются... и стреляют их (из союза охотников завербованы трое) и травят, милиционер этот, мальчик, с матерью прощается, плачет. Знаете ли, жуть на меня нашла. Вот почему я к вам на гору вздряпался - уж вы меня извините. И не о том я совсем хотел рассказать, а вот... Ведь у меня, знаете ли... отец-то мой... ведь он... взбесился... отчего и умер!..

- Не-у-же-ли? - протянул я как мог участливее. - Тот самый, который грабителя арапником бил?

- Какой же еще?.. Двух отцов не бывает... А какой молодчина был!.. Меня силой бог не обидел, а уж отец мой!.. И вот - от пустяка, от собаки какой-то погибнуть пришлось!.. Мне тогда уж лет пять было, и это меня ведь, меня он защищал, представьте!.. Меня-то защитил, а сам погиб... Вот как бывает!..

Ведь тогда, тридцать шесть лет назад, прививок никаких, в тех по крайней мере местах, где мы жили, их не знали... Прижгли чем-то рану на ноге. Оказалось поздно: яд уж пошел гулять... Это уж в городе мы тогда жили, в маленьком, вроде этого вот...

Он кивнул вниз, где теперь огни фонарей закраснелись.

- Шли мы с отцом по улице, а улица такая, как баба простоволосая: никаких тебе тротуаров и мостовых, домишки деревянные, травка, песочек, куры бродят. И вдруг собака нам навстречу, черная, вроде Арапки...

Я отлично помню, что вразвалку бежала, не спеша, морду книзу, а за ней человека три с кольями из проулка выхватились, кричат: "Бешеная! Бешеная!.."

- Я помню, как отец меня за руку и за себя и к забору прижал... Из-за него я, разумеется, не мог видеть, как она на него кинулась. Помню, что в руках у него ничего не было, значит, ему пришлось только ногами отбиваться... Она его за ногу и тяпнула!..

Конечно, добежали те трое с кольями. Убили ее. Однако... на одну минуту всего опоздали... Вот что значит одна минута в жизни!.. И теперь то же!.. "Станции"!.. "Станций" появилось много всяких, а "минуты", разве они убавились?..

- Как же потом? Лечили?

- Чем же лечить?.. Прижгли!.. Первое время я очень боялся отца... То есть я бы не боялся, да мальчишки кругом: "Сбесится, кричат, сбесится твой отец!.." - и на одной ножке около меня прыгают...

Мальчишки, это уж вернее всякой "станции", не верить им нельзя... Я даже отцу на них жаловался и плакал, но только издали: подходить близко к нему я все-таки боялся...

А он смеется себе в бороду (такая же, как у меня, борода была): "Зажило уж, говорит, как ничего и не было!.. Да и собачонка та, наверно, не бешеная".

Три недели прошло, месяц, два месяца... Уж осень подошла... Яблоки-антоновку начали продавать... Забыли мы уж про собаку, и даже мальчишки на улице забыли. Но я-яд, он, оказалось, не забыл!.. Яд - он действовал!..

И вот отец заболел...

Никогда я не видел его больным до того случая... Лежит отец на диване; на голове компрессы; мать мечется, лица на ней нет: глаза большущие, в кругах черных...

Но вот что помню я неизгладимо, как вчера было: как бежали мы от отца все четверо: мать, я, Коля, мой старший брат, и Паша, младший... Паша на руках у матери, Коля впереди и все глядит назад, я сбоку и тоже оборачиваюсь назад, а мать кричит нам: "Бегите!.. Дети, бегите!.."

И вот мы прыгаем через ботву огородную, через плетень царапаемся; падаем, вскакиваем, мчимся... От кого же, от кого это?..

То отец меня спасал от бешеной собаки, теперь мать меня от него спасала!.. А его уж толпа окружила - с веревками, с кольями. Это я видел... В него кирпичами бросали... И крики я слышал: "В голову цель!.. Оглушай!.."

А сзади всех будочник стоял и шашку вот так держит вверх... И вот ощущение подлое, - я его и сейчас помню: успеют или не успеют убить отца, пока мы убежим?.. Успеют или нет? - вот о чем я тогда думал!..

- Вы на себя клевещете, Ефим Петрович! - вставил я. - Этого вы не могли думать. Да и невозможно запомнить, что вы думали в возрасте пяти лет...

- Думал!.. Нет - думал именно это!.. И бежал изо всех сил - не к отцу ведь, а от отца, и изо всех сил думал именно это!.. Потому что я ведь был уже испуган отцом...

Искалечь как угодно человека, но оставь ему рассудок, - он все-таки человек... Но отними то, чего и глазом не видно, то, что там, в черепе, - и кончено: и отца нет!.. Какой же это отец, который воет, плюет в тебя, зубами щелкает и вот-вот тебе в щеку вцепится?.. Это уж зверь дикий!.. Он нас, кажется, и не хотел обидеть, но, может быть, он не в силах был бы уж нас не обидеть... И искусал бы, и мы бы взбесились... И мы бы неизбежно стали кусаться, и нас бы неизбежно должны были убить!..

Повторяю: тогда ведь не было прививок... И вот мы бежали от дома задами, огородами; а до нас досягали со двора крики и вой, и даже выстрел я слышал: это моего отца убивали!..

- И убили?

- Конечно, убили... Когда мы вернулись домой, уж лежал в сарае на соломе не отец, а только труп его... и скоро его увезли...