Мизантроп - [52]

Я бросился к барокамере, но Карачун остановил меня, схватив за рукав.

— Подожди. Сначала надо кое-что сделать.

Он нажал какую-то кнопку на пульте.

— Надо подождать три минуты.

— Зачем?

— За это время нанороботы эвакуируются обратно в контейнер. Я же говорил, что они опасны.

— И все-таки, что случилось? Он жив?

— Откуда мне знать?

— Он шевелится?

— Вроде бы нет.

Наконец, контрольное время истекло, мы открыли люк в барокамеру и обнаружили там труп Захара. Не знаю, правильно ли я употребляю слово «труп»? Мы увидели уже не Захара, а тщательно, обглоданный скелет в трусах. Чистая работа.

— Вы что, ребята, с ума сошли? Экспериментаторы!

— Хороший ты человек, Уилов, но очень нервный. Как тебе удается толковать будущее, не понимаю. Футуролога должны интересовать факты, а не их эмоциональная оценка. В будущем будет хорошее, будет и плохое, нельзя говорить только о хорошем. Это обесценивает работу. Но ты чаще других оказываешься прав. Парадокс!

— Я не футуролог.

— Футуроном. Разве есть разница?

— Конечно. Эмоциональное восприятие — важный элемент нового мира. Если не обращать внимания на эмоции, будущего не поймешь.

— А я думал, что это твой главный недостаток.

— Нет. Это достоинство.

Мне важно было услышать аргументированный ответ. Карачун для меня был тем странным экспонатом, который может стать важной деталью строящегося на наших глазах общества. Рано говорить, что его деятельность (кто бы ни был его хозяином) и в самом деле окажет важное влияние на вероятное будущее. Для этого нет серьезных оснований, было бы неплохо собрать дополнительную информацию.

— Отрицание морали позволяет безнаказанно убивать людей, но долго так продолжаться не может. Рано или поздно у людей сработает механизм общественного самосохранения и вас уничтожат, как опасных микробов. Так было уже тысячи раз.

— Вот почему ты нам нужен, Уилов. У тебя есть чутье на будущее. Этому научиться нельзя. Это, как говорят атеисты, от природы. Хотел тебе рассказать правду, но какой смысл? Ты и так все знаешь.

— Ничего я не знаю, даже не догадываюсь.

— Хорошо, слушай. Времена, когда богатые люди для того, чтобы обеспечить максимально высокий уровень жизни, должны были становиться эксплуататорами и рабовладельцами, прошли. Сейчас отъем денег у лохов совершается нежно, почти не нарушая сна. Мы внезапно оказались в мире, где самый последний придурок может позволить себе купить подержанную иномарку. «Прогресс отличная штука», — думал ты до тех пор, пока успешные лохи не стали прогревать моторы своих автомобилей под твоими окнами. Ты поймал себя на мысли, что не любишь людей. И вот ты уже мизантроп.

— Не любить людей, и делать им гадости — разные вещи! — возразил я.

— Наверное.

— Если я начну убивать всех автолюбителей только потому, что у нас не хватает подземных гаражей, вряд ли это будет хорошим поступком. А гадом мне становиться неохота, мне кажется, что мораль для будущего важнее, чем самые продвинутые гаджеты.

— Наверное. Но я говорю совсем о другом. Проблему несовместимости социальных слоев все равно придется решать. Используя для этого теорию морали, которая тебе близка, или новой целесообразности, которой доверяю я. Интересно, что решение получается одинаковое — нужно отделить неприятных людей, разрешив им жить согласно своим представлениям, но только вдалеке, не пересекаясь с людьми, которые их на дух не переносят. Для меня это проявление высшего гуманизма. Расслоение неизбежно. Об этом хорошо рассказал профессор Снеговой.

— Нельзя построить будущее, отрицая мораль.

— А кто ее отрицает? Человечество совершенствуется гигантскими темпами. Наука и технологии развиваются. Нельзя забывать и о том, какой скачок сделали люди в антропологии. Мы снисходительно относимся к познанию чувственных возможностей людей, но я нисколько не удивлюсь, если со временем окажется, что истинным предназначением человечества является именно познание собственной природы. Но признайся, что не каждого встречного можно назвать сапиенсом. Расплодилось огромное число людей, лишенных каких-либо талантов. Проблема, что делать с ними, с каждым годом становится все безысходнее. Спрашивается, почему сапиенсы должны тратить силы и талант на содержание никчемных людишек?

— Все не так! — возмутился я.

— Не перебивай. Мы не против того, чтобы они попробовали выжить, но пусть занимаются собственным спасением в специально отведенных для этого местах, подальше от нас. Им будет разрешено существовать, но не в таком безумном количестве, как сейчас.

— Вы хотите уничтожить большую часть человечества?

— Да. Тем более, что сегодня мы лично удостоверились в эффективности нанороботов. Самые достойные люди обретут вечную молодость и богатырское здоровье, а те, кто не отмечен талантами, принесут пользу обновленному человечеству, став источником необходимой энергии для нанороботов более успешных потомков.

— Ерунда. У вас ничего не получится. Народ все-таки не стадо баранов. Они будут сопротивляться.

— Вот! Все правильно! Мы тоже об этом подумали. — Карачун засмеялся, при мне в первый раз. — Все можно предусмотреть. Если не лениться.

— Например?