Миттельшпиль - [6]

Я вздрогнула всем телом и застыла, напряженно вслушиваясь. Громкоговоритель все это время беспрерывно болтал, прося кого-то позвонить по телефону, угрожая, что такие-то автомобили, оставленные в зоне посадки, будут оштрафованы и отбуксированы, отказывался нести ответственность за религиозных фанатиков, бродящих по аэровокзалу, как стая шакалов, вооруженных брошюрами. Конечно, это ошибка! Если бы мое имя действительно называли, я бы услышала его раньше. Выпрямившись, еле дыша, я слушала, как бесполый голос читает, словно молитву, имена людей, которых просят куда-то позвонить. Я немного успокоилась, когда услышала, что вызывают некую мисс Рене Фаулер. Естественная ошибка. Мои нервы были напряжены уже несколько дней и даже недель. С ранней осени я все думала о нашей встрече.

- Мисс Фуллер. Мисс Мелани Фуллер! Пожалуйста, возьмите ближайший белый телефон, - повторил голос.

Сердце мое на секунду остановилось. Я чувствовала, как болезненно сжались мышцы в груди. “Это ошибка. Такое распространенное имя. Конечно, я что-то не так поняла..."

- Мисс Строи. Мисс Беатриса Строн! Пожалуйста, возьмите ближайший белый телефон... Мистер Бергстром. Харольд Бергстром...

Я почувствовала, с тошнотворной уверенностью, что вот сейчас упаду в обморок, прямо здесь, в зале ожидания пассажиров, отлетающих за океан рейсом TWA. Перед глазами заплясали мириады крошечных точек, поплыли красно-голубые стены зала. Шатаясь, я поднялась с сиденья и пошла, крепко прижимая к себе ридикюль, соломенную кошелку и сумку. Мимо пронесся мужчина в синем блейзере, с пластиковой биркой с именем. Я схватила его за руку.

- Где это?

Он тупо уставился на меня.

- Белый телефон, - прошипела я. - Где он? Он ткнул пальцем в сторону ближайшей стены. Я подошла к аппарату и с минуту - или целую вечность - не могла заставить себя поднять руку и взять трубку, словно это была гадюка. Затем все же подняла ее и хрипло прошептала свое новое имя. Незнакомый голос в трубке сказал:

- Мисс Строн? Одну минуту. Тут вас спрашивают. Я не шевелилась, пока в трубке раздавались какие-то щелчки: соединяли с нужным номером. Когда наконец я услышала голос, он звучал, как глухое эхо в пустоте, словно говорили из тоннеля или из голой комнаты. Или из могилы. Я очень хорошо знала этот голос.

- Мелани? Мелани, дорогая, это Нина... Мелани? Мелани, дорогая, это Нина...

Я уронила трубку и шагнула назад. Шум и суета вокруг меня отдалились, остался только какой-то еле слышный, ничего не значащий гул. Казалось, я смотрела сквозь длинный тоннель на крохотные фигурки, мелькающие туда-сюда. Охваченная внезапной паникой, я повернулась и побежала по залу, забыв свою сумку, забыв про деньги в сумке, про рейс и вообще про все, кроме этого голоса из преисподней, который все еще звучал у меня в ушах, словно крик в ночи.

Я уже приближалась к выходу из аэровокзала, когда ко мне бросился служащий в красном головном уборе. Не думая ни о чем, я просто взглянула на торопящегося ко мне негра, и он рухнул на пол. Вряд ли я когда-либо раньше использовала кого-то так быстро и так свирепо. Негр забился в тяжелом припадке, голова его снова и снова билась о плитки пола. Люди бросились к нему, а я выскользнула через автоматически открывающиеся двери.

Стоя у края тротуара, я тщетно пыталась унять охватившую меня панику. Казалось, каждое из проходивших мимо лиц вот-вот обернется бледной, улыбающейся маской смерти - я ждала этого ежесекундно. Оглядываясь по сторонам, я прижимала к груди ридикюль и соломенную кошелку, - жалкая старая женщина на грани истерики. “Мелани? Дорогая, это Нина..."

- Такси, мадам?

Я повернулась и увидела, что рядом со мной остановилось зеленое с белым такси, а я даже не заметила. За ним стояли еще несколько, на специальной полосе для такси. Водитель был белый, лет тридцати с небольшим, гладко выбритый, но с прозрачной кожей, - того типа, сквозь которую видна щетина завтрашнего дня.

- Такси?

Я кивнула и схватилась за ручку дверцы. Водитель потянулся и открыл ее. Внутри пахло табачным дымом, потом и винилом. Мы двинулись вниз по дуге выезда, а я повернулась и выглянула в заднее окно. Сказать, преследует ли нас кто-нибудь, было невозможно из-за слишком плотного потока машин.

- Я говорю, куда едем? - крикнул водитель. Я моргнула. В голове было пусто.

- В центр? - спросил он. - К отелю?

- Да. - Было такое впечатление, что я не говорю на этом языке.

- К какому отелю?

За левым глазом у меня вдруг вспыхнула слепящая боль. Я почувствовала, как она перетекает из мозга к шее, а потом заполняет все тело, словно жидкое пламя. С секунду я не могла дышать. Просто сидела, сжимая ридикюль и соломенную корзинку, и ждала, пока боль утихнет.

- ..или как? - спросил водитель.

- Извините? - Голос мой звучал, словно шелест мертвых стеблей кукурузы на сухом ветру.

- Мне как, выбираться на скоростное шоссе?

- “Шератон”. - Слово прозвучало для меня полной бессмыслицей. Боль начала уходить, но к горлу подступила тошнота.

- В центре или в аэропорту?

- В центре. - Я совершенно не понимала, о чем идет речь.

- Понял.

Я откинулась на холодный винил. Полосы света пересекали зловонную внутренность такси через равные промежутки времени, создавая гипнотический эффект. Я сосредоточилась на том, чтобы выровнять дыхание. Шорох шин, катящихся по мокрому асфальту, медленно пробивался сквозь гул в ушах. “Мелани, дорогая..."