Митридат - [5]

Всклокоченные головы и мешки под глазами у некоторых выдавали их слабость к горячительным напиткам. А немытые, запыленные одежды – их образ жизни, именуемый бездомностью. Но здесь все держались уверенно и с достоинством, говорили смело, пили и ели дружно, поглядывая на хозяина без приниженности, однако с уважением, как воины на своего дядьку.

Хозяин, тридцатилетний холостяк, отличался от гостей внешней опрятностью, чистыми руками и умением держаться дружественно, но с сознанием своего превосходства. На груди его красного хитона было вышито изображение трезубца. Его гладкое, сухощавое лицо было неправильным, нос слегка искривлен, волосы в живописном беспорядке по эллинской моде того времени. Широко расставленные глаза, веселые и внимательные, отражали живость характера и остроту мысли. Все поведение этого человека выражало одухотворенность наряду с некоторой артистической приподнятостью и молодцеватой манерой, явно рассчитанной на грубоватые вкусы друзей.

Он бражничал наряду со всеми, но пил умеренно и, по-видимому, следил, чтобы не перепились остальные. Показав на опечатанные амфоры, что стояли в углу на земляном полу, он сказал:

– Эти сосуды с лучшим вином мы раскупорим в последнюю минуту! А пока, эй, Антигона, принеси того бочкового кислого вина, которое у нас еще сохранилось!

Друзья, окружившие стол, встретили слова хозяина веселыми возгласами. Только один, сумрачный высокий человек с лицом помятым и заспанным после вчерашнего перепоя, зевнул и заметил ворчливо, не в такт с другими:

– Как бы не пришлось нам, о Асандр, наполнить пустые амфоры своей кровью!.. Не к добру видел я во сне, будто меня обняла черноволосая сирена!

– Черноволосая сирена?

Все притихли в раздумье, уставившись глазами на хозяина, словно задавая ему молчаливый вопрос: как он растолкует этот сон?

– Эге, друзья! – ответил тот с беспечным видом. – Разве когда-нибудь Флегонт предсказал нам хорошее? И перед битвой на льду он сулил нам гибель, а мы восторжествовали над врагом и живы поныне! Так и сейчас – пусть Флегонт видит свои зловещие сны, а мы будем думать об успехе нашего дела, а не о смерти!.. Все жертвы богам принесены, мы вправе надеяться на лучшее!

– А что дал нам успех на льду? – возразил Флегонт, почесываясь. – Старый Неоптолем все лавры и награды забрал себе, а о нас забыл!

– Это верно, – поддержали другие, отодвигая пустые кружки, – нас забыли, словно не мы пролили кровь за свободу священного города Пантикапея!

– Не оглядывайтесь на прошлое слезливо и не пугайтесь будущего! – возразил Асандр. – Вы же не беременные женщины, которые боятся оступиться! Нам не пристало трусить. Мы – воины, это знают все! А то дело, которое мы задумали, не противоречит ни законам Пантикапея, ни замыслам великого Митридата!

– Так-то так, – не унимался Флегонт, – да ведь мы не спросили согласия совета города! А старый хрыч Неоптолем тоже может косо взглянуть на такое своеволие!

– Какое же это своеволие? Совету известно, что мы образовали общество, именуемое братством эранистов. Совет уже утвердил наше братство и внес его в списки! Чего еще?

– Ты прав, это так. Но мы готовимся сегодня объявить совсем другое!

– Другое?.. Хотел бы я знать: почему мы не можем воздать хвалу великому Митридату и поклониться новому владыке Боспора – Махару, посланцу богоравного Митридата?

– Смотри, Асандр, ты втянул нас в опасную игру, – заключил Флегонт.

– Я могу освободить того, кто боится! – вскричал Асандр. – Только запомните – боги не любят робких! Они награждают смелых, способных на риск!.. Давайте разделимся: кто со мною – тот останется за столом, кто против – переходит вот к этому окну! Согласны?

Все участники предстоящей церемонии, задуманной Асандром, взглянули на белые жреческие хитоны, развешанные по стенам. Их взял Асандр в храме Афродиты Пандемос напрокат. Зеленые венки и жезлы, обвитые стеблями лавра, заготовлены сообща и свалены у дверей пиршественного зала. Тут же прислонены к закопченной стене шесты с круглыми щитами наверху, расписанными наподобие огромных монет, с изображением головы бога Диониса и надписью: «Митридат Евпатор Дионис, великий царь и живой бог».

Эти щиты-монеты изготовила для Асандра юная золотоволосая художница Икария в городе Нимфее, где Асандр бывал и пользовался уважением общины. Он любил этот уютный приморский городок, расположенный южнее Пантикапея, привязался душой и к юной художнице, жившей в маленьком домике над морем. Свободная женщина, Икария не была гетерой, она не принимала гостей, источником ее существования было искусство. Икария расписывала стены и храмы, лепила бюсты нимфейских богачей, писала картины на сюжеты греческих мифов. Она пользовалась при этом методом энкаустики – писала горячими восковыми красками – и говорила, что является скромной последовательницей некогда жившего Апеллеса из Колофона. Этот знаменитый художник жил и творил во времена великого Александра, он писал восковыми красками портреты царя-завоевателя. Говорят, он изобразил Буцефала, коня прославленного полководца, с такой силой, что живые кони при виде этой картины поднимали головы и издавали призывное ржание!..