Митра - [54]

Шофер и дальше продолжал бы свой рассказ, но заметил, что Генрих его не слушает. Перед ними расстилался однообразный пустынный пейзаж, лишенный малейших следов жизни. День склонялся к вечеру. Медный щит солнца низко повис над пустыней. Генрих не мог оторвать взгляда от безбрежного пространства песков, пылающих в пурпуре заката. На лице он чувствовал сухое дыхание пустыни. Его охватила огромная усталость. Он невольно прикрыл глаза и задремал.

А когда проснулся, увидел реку, зеленые поля и людей. Женщины в чадрах собирали посуду, сворачивали одеяла, мужчины созывали бегавших детей.

— Вы знаете, сегодня ведь тринадцатый день празднования Нового года, — говорил шофер, глядя на собирающихся домой людей. — И сегодня праздник кончается. Наш обычай велит проводить его в поле или в пустыне. Люди покидают свои дома и здесь, на воле, оставляют все старое и нечистое. Потом возвращаются, очищенные душой и телом. Да, господин, они сегодня вернутся обновленными в свои дома. И лягут на чистую постель, — с ноткой зависти в голосе говорил шофер. Он с удовольствием потянулся и предложил: — А уважаемый господин не хотел бы сегодня выспаться в удобной кровати? Я знаю здесь такое место: дадут ужин, вино и чистую, как снег, постель. А если захочешь, могут быть и песни, и музыка, а может, и кое-что получше, — соблазнял водитель. — Что скажете, уважаемый господин?

— Я хочу как можно быстрее оказаться в Ширазе, — коротко ответил Генрих.

— Но я по ночам не езжу. Не потому, что плохо вожу машину, а попросту не могу. Глаза у меня сами закрываются. Надеюсь, вы меня понимаете, я отвечаю за товар и за вашу безопасность…

Генрих покорно молчал. Он думал, что еще до рассвета доберется до Шираза, но теперь у него не было выбора.

Наступили сумерки. В лучах исчезающего за горизонтом солнца виднелись неясные контуры строений какого-то поселка. Водитель, уже не спрашивая согласия Генриха, остановил машину у старого двухэтажного дома. Он исчез в дверях, через минуту вернулся и снова сел за руль.

— Поставим машину в безопасном месте, чтобы ночью кто-нибудь не позарился на наш товар, — сказал он, подчеркнув слово «товар».

Какой-то старик открыл ворота, они въехали во двор. Шофер вслед за хозяином исчез в глубине строения. Генрих вышел из машины, потянулся, вдохнул свежего воздуха. И вдруг увидел сидевшего на плоской крыше пристройки человека. Повернувшись лицом к заходящему солнцу, он в экстазе произносил молитву:

— …Сначала был Зурван. Все было для него, и он был всем. Некончающимся временем и некончающимся пространством. Зурван ждал наследника и решил назвать его Агурмаздой, и также думал подарить ему все хорошее: ум, радость и свет. Потом решил сотворить второго — Агримана, который должен был стать тьмой и злом. А первым родился Агриман, полный ненависти, темноты и зла. Агурмазда родился вторым, красивый, светлый и добрый. И началась борьба Добра со Злом. Но на свете есть не только Добро и Зло. Есть и бог Митра, который разрешает подняться выше Добра и Зла и соединяет их в Любовь. Митра посредничает между Светом и Тьмой, является владыкой рассвета и заката. Митра, разгоняющий темноту, направь солнце на небосклон.

Под твоей охраной пусть солнце неустанно обозначает ритм наших дней и лет…

Генрих заслушался молившимся закатному солнцу человеком и не заметил водителя, который вернулся, неся бутылку красного вина.

— Это огнепоклонники. На закате они прощаются с ним, а на рассвете снова приветствуют. Они все время смотрят на солнце, и у них выгоревшие ресницы, опухшие веки. Все они в конце концов слепнут, но отдадут все, даже зрение, за ту радость, которую они переживают, видя бога — Солнце. Пойдемте, это уже недалеко.

И, старательно заперев кабину, он повел Генриха по узкой улочке. Они остановились в темном переулке перед каким-то домом. Водитель несколько раз постучал висевшим на деревянных воротах молотком.

— Кто там? — раздался женский голос.

— Это я, — ответил шофер.

Открылась дверь, появилась женщина в белой чадре. Увидев шофера, она произнесла:

— Ах, это ты, мое фиговое дерево!

Она пригласила пришедших внутрь, с интересом присматриваясь к Генриху. По узкому коридору они прошли во двор. Женщина опустила чадру на плечи и открыла длинные черные волосы. У нее было овальное лицо со следами оспы, но это делало ее даже милее. На вид ей было лет сорок пять. Шофер, видя, что хозяйка заинтересовалась Генрихом, сказал:

— Этот господин немец. Мы хотим хорошо отдохнуть, а завтра с самого утра отправиться дальше.

— Ты снова приводишь необрезанного. Но мои девочки таких любят, — грубовато засмеялась женщина.

Водитель резко оборвал ее:

— Умолкни! Уважаемый господин знает наш язык.

— Господи! — с недоверием вскричала она. — Вы говорите по-персидски? Вы знаете персидский! А как же зовут уважаемого господина?

— Альберт… Меня зовут Альберт Шульц, — буркнул Генрих.

— Прошу, прошу вас, сейчас я подам ужин! — радостно воскликнула женщина.

Двор был похож на круглую террасу, заросшую, как в староперсидских садах, длинными виноградными лозами, которые образовывали свод. Сквозь листья было видно темно-синее после захода солнца небо. В центре террасы находился небольшой бассейн, наполненный мутной зеленоватой водой, вокруг которого стояли горшки с пеларгониями. В стену были вделаны ведущие прямо в комнаты двери, перед каждой дверью — маленькие кирпичные ступеньки.