Так и замерли на месте наши ребятки. Глядят не наглядятся — кажется, и кистью этак тонко не выписать. Мнится: вот-вот сейчас улыбнется, как бывало, отец и заговорит.
Ветерок тут, как нарочно, качнул цветы, и показалось Вихорьку, будто нахмурились брови у отца. Стоит Коля, глаз оторвать не может от многоцветного портрета.
Помешала Колюшке сестрица думу додумать, наглядеться на отца: сторожа увидела — схватила брата за рукав да за ворота.
Вспомнил Коля про отца — тут и об отцовом подарке на ум пришло. Скорее — за карман. А в кармане пусто. Ножичка-складничка как не бывало. А где потерял — неведомо. Может, на лугу выронил, а может, на фабрике.
Вот горе-то! Искали, искали Коля с Симой — и на лугу, и на стежке, и у забора: нет ножа. Ой, беда-беда! Домой пошли. Не сидится дома.
Опять крутится Коля у фабричной стены. Сам — при большой тоске-печали.
На ту пору, на тот час из ворот выходит Астафий Проклыч:
— А, Вихорек-хохолок, ты пошто здесь?
— Ножичек-складничок потерял… Папин подарок. За мотыльком гонялся.
Промолчал Проклыч, головой покачал, потом и говорит:
— Большая потеря! Найти ножик во что бы то ни стало нужно. Я бы, может, и помог тебе в беде, но не знаю, хватит ли у тебя терпенья, уменья, прилежанья одну мою задачку выполнить.
— Хватит, дяденька Проклыч, хватит!
— Ну так вот, слушай. Лежит отцов подарок на лугу под цветком, под зеленым лопушком. А под каким цветком да на каком лугу, о том знает только голубой мотылек. Но ты его горько обидел. Искупи свою вину перед ним!
— А как искупить? — удивляется Коля.
— Научу. Нарисуй мотылька и лазоревый цветок, что ты загубил. Принеси мне на показ. Мотылек ко мне залетывает — уж мне-то он скажет, где искать ножичек.
Вот какую мудреную задал задачку! Коля — на луг, к речке, к тому лозняковому кусту, за лазоревым цветком. Искал-поискал — ни лазоревого цветка, ни голубого мотылька. Много у лознякового куста цветов, да всё не те. Нарисовал Коля с памяти, принес Проклычу. Надел Проклыч очки, глянул:
— Старательно! Да, вишь ты, паря, цветок не похож. Нет, за такую работу не скажет мне мотылек, где твой складничок? Попытай еще.
На второй раз ответ Проклыча тот же. И на третий раз не угодил Коля: не тот цветок.
Как же найти цветок, что на лугу рос?
Идет Коля Зеленой улицей, сам все горюет о складничке. Тихо. Тут трамваев не слышно. Видит паренек — дом с резными наличниками, сад под окнами небольшой, весь он цветами пестрит. Смотрит Коля… Батюшки-светы! На одной-то клумбе растет повыше всех, кажись, тот самый лазоревый цветок! Коля тихохонько-легохонько да и нарвал цветов с чужой клумбы. И тот лазоревый цветок уволок.
Но только из сада с цветами вынырнул, навстречу черноглазая невеличка-девушка в сарафане, глаза угольками, щеки румяными яблоками. Да не может того быть! Как это она из мастерской прискакала сюда? Да та ли это невеличка? Не соседская ли дочка? Гадать-разгадывать некогда: засверкали у Коли пятки. А она вдогонку:
— Ай, скажу, ай, скажу! Я знаю, ты чей!..
Нарисовал Коля престарательно и цветы и мотылька.
Понес Проклычу. Идет, а на сердечке муторно. Ведь невеличка-черноглазка там стоит на мраморной подставке. Вошел. Подал свой узор, глянул в угол — так и обмер: черноглазка вроде мотнула головой и шепнула с угрозою:
— Ага, это ты цветы-то рвал с чужой клумбы! Ай, скажу…
Опустил Коля глаза.
А Проклыч говорит:
— Хорошо, оставь. Приходи завтра. Прилетит мотылек, я с ним потолкую о твоей пропаже.
Наутро — другая беда.
Говорит Проклыч Коле:
— Что-то не прилетел вчера мотылек. Подождать придется. Да, кстати, ты, парнюга, не видел ли, кто у меня третьего дни цветы рвал на клумбе?
Так и подкосились ноги у Коли. Прикусил губу.
— А где сад-то ваш?
— На Зеленой улице.
— С белыми наличниками дом?
— Да-да.
— Не знаю, — еле-еле Коля выговорил, а у самого щеки что кумач.
— Ну, не знаешь, так поди. Может, мотылек прилетит, он не знает ли. Его спрошу, кто в моем саду набедокурил.
Идет Коля, как по горячим углям, земля под ногами горит. Не хватило силы-храбрости признаться. Не воротиться ли? Не решит, что и делать, — голова кружится.
Ветерок порхает по цветам.
У ворот обернулся Коля, а родной отец Артамон Пахомов смотрит на него с высокого портрета, из цветов сотканного, и вроде что-то сказать хочет своему любимому сыну.
Надо бы парню вернуться, меньше бы заботы принял, а он совсем растерялся, да еще сторож помешал:
— Парняга, ты чего тут? Отнес, что следовало, и ступай, гуляй себе на здоровье.
В тоске-кручине вышел Коля на лужок за фабрику, лег в траву; смотрит в голубое небо, у самого сердце щемит:
— Какой же я трус! Не сумел сознаться да объяснить Проклычу, что-де заставило меня чужие цветы рвать.
Мотыльков целая стая над ним порхает. Привязались, не улетают, словно дразнят: «Эх, Коля, Коля, плохой ты парень!»
Проклыч все равно узнает, кто у него клумбы помял. Как он тогда Проклычу глянет в глаза? И ножичек-то ему жаль, и совесть покоя не дает. В большом расстройстве вернулся он к себе домой по вечеру.
Мать — к нему:
— Коля, поужинай.
А он:
— Не хочу.
До ужина ли тут, сам посуди!
Позднехонько лег он: сон его не берет. Луна из-за крыши заглядывает. И будто тоже укоряет: «Как же ты, Коля, жить будешь? Где ты возьмешь в большом деле силы-смелости, если в таком, малом сплоховал?»
