— Что же это вы, Всеслав Иваныч, отстаете на ступенечку от сверстника Венедикта Захарыча?.. Ты сними чертежик с его золотого ключа да порадуй нас и себя… Ведь когда у тебя плохо дело клеится, и нас досада берет Вон Венедиктовы-то работницы нет-нет и подтрунят над нами: что, мол, мы не торопко спешим…
Горько Славке. Чем он порадует ткачих? Что скажет в свое оправдание?
Стал Славка попристальнее приглядываться к каждому повороту товарища, к каждому его шагу. «Ага, — думает он, — ключ-то ключом, но, кроме ключа, у Веньки еще секретец есть».
Как-то пришел Славка в расстроенных чувствах принимать смену. Начали работать. Прямо наказанье — незадачливый день: то одна ткачиха кличет к себе — станок разладился, то другая. А там, глядишь, у третьей сразу пара остановилась. Минуты спокойной нет. Бегал, бегал он — рубашка взмокла, закружился, из сил выбился.
А у Веньки работают все станки, словно часы; любо посмотреть на его комплект. Он только похаживает да поглядывает за своим большим механическим хозяйством, будто прогуливается по цеху; со стороны глянешь — ему и делать нечего. Коль где чуть закапризничал станок, он по стуку определяет, не ждет, пока ткачиха позовет, — сам туда идет. Едва он коснется — и снова гремит-стучит послушный станок.
Самому мастеру любо, и работницам весело. У него в комплекте, кажись, не только люди, но и станки-то веселее, чем у Славки.
Совсем сбился с ног Славка. Не нашлось нужного инструмента — пустился он в слесарную. А четыре станка той порой отдыхают, бездельничают. Одна сметливая, молоденькая и машет Веньке: мол, подойди-ка ты с золотым ключом, выручи нас.
Венька не из гордецов, но и не из простачков. Однако на приглашение отозвался без проволочки. Явился к соседям в комплект. Он бы, может, давным-давно открыл все тайны перед Славкой, но одним Славка был плох: чересчур горделив, считал за унижение звать на помощь кого-то. Ну, раз так, то и не вмешивался Венька в его неполадки. А вот стоило Веньку позвать — и он к услугам.
Сверкнул ключ у него в руке — заработал станок; подошел к другому — и тот застучал. Да так-то, пока Славки не было, он все хворые станки вылечил, наладил и преспокойно направился в свой комплект. И нос к потолку не задирает.
— Ну что ты только у нас за ключик золотой! Цены нет твоему умельству! — кричит ему на ухо молоденькая ткачиха.
Славка бежит с инструментами, а станки все на полном ходу. Он так и опешил.
— Как так? Кто без моего ведома посмел здесь ковыряться? Кто звал? — так и петушится он.
Как же, тщится показать свой гонор, кичится перед работницами. Молоденькая ткачиха и шепни ему на ухо, а то не услышит — ведь стук, гром:
— Золотой ключ нашла, пока ты бегал. Ты почаще отлучайся, — поменьше простоев будет.
Ну, обозлился он вгорячах-то.
«Наверно, Венька сунулся в чужие сани, где его не просят!» — подосадовал он.
Вскоре захворал Славка. Грипп его свалил.
Сменный мастер тужит: никого в запасе нет, подменить некем, пока тот хворает.
Венька и просит:
— Как некем? А я не гож, что ли? Пора и мне принять полный комплект под свое начало.
— А справишься? Возьмешься за гуж — не говори, что не дюж!
— Волков бояться — в лес не ходить. Я золотой ключ ношу в кармане спецовки, — отвечает Венька.
— Что ж, попробуй.
Все сорок четыре станка признали Веньку единогласно своим рачительным хозяином, настоящим заботником. Хоть годы-то его молодые, да руки-то оказались золотые. Тут он и показал полный разворот своих сил молодецких.
Пока хвороба ломала кости у Славки, не только ткачихи, а и челноки-то с погонялками привыкли к новому сметливому распорядителю на том участке. Такой славный работяга, что поищешь другого такого.
Работницы его не отпускают из своей бригады: полюбился.
Славка выздоровел. Пришел. В прежнем своем комплекте ему больше и делать нечего. Обидно. Но на что ты станешь жаловаться? Поставили его в другой комплект. Станков у него теперь вдвое меньше, чем у Веньки.
Венька первый протянул руку на подмогу своему дружку, чтобы обоим шагать локоть о локоть. Так он адресовался: мол, Славка, нам нужно о моем золотом ключе поговорить. Показать его я тебе не покажу, но всю тайну о нем, если ты хочешь, расскажу.
А Славка, жалеючи свой комплект, возгордился пуще прежнего, да и обидно ему стало: дескать, меня затирают, поддержки не чую.
— Я, — говорит, — и без тебя не меньше понимаю.
— И больно хорошо. Хлеб за брюхом не ходит.
На том и разговор короткий оборвался. Понимал-то он, может, и не меньше, чем Венька, но сметки, расторопности, точного знания, с какого конца дело начать, не всегда у него доставало. А без сметки — не оторвать и старой подметки.
По вечерам перестали вместе ходить в кино дружки.
Между тем Аксютка, как воробей, порхал по всем углам фабрики: все он знал, где что делается, кто шибко ладит между собой, а кто не особенно. Проведал он, что между Славкой и Венькой пробежала черная кошка. Аксютке стало жаль Славку. К тому же он во что бы то ни стало собирался разгадать Венькину тайну. Вот он и говорит Славке:
— Хочешь, я тебе золотой ключ достану, такой же, как и у Веньки? Себе тоже. Только ты пока что помалкивай. Вот тогда мы и покажем ему.
