Мистификация - [12]

– Верю тебе на слово, – ответил я.

Неожиданно в гостиную ворвались Недски и Барни, намереваясь приступить к ежевечерней возне с игрушками. Момент объяснить Эдит подробности замысла был упущен, так что пришлось ждать целый час, пока не пришла Рафаэла и не увела детей ужинать в другую часть дома. Тогда я и объяснил Эдит, что в том случае, если мы все-таки ввяжемся в аферу с Хьюзом, нам придется открыть в Швейцарии счет на имя Х.-Р. Хьюз.

– Тут самое главное – это "если".

– Дорогой, – сказала она. – Я слишком хорошо тебя знаю. Нет уже никаких "если". Краем уха слышала ваши с Диком разговоры. Ты был такой взволнованный, таким я тебя никогда не видела. Ты знаешь, что сделаешь это.

– Ну, – признал я, – посмотрим, насколько далеко можно зайти с таким планом. В любом случае, если мы все же решимся, ты не возражаешь против смены цвета волос и имени? Тебя будут звать Хельга Рената Хьюз, бывшая гражданка Швейцарии, деловая женщина, которая проводит свои финансовые операции только под инициалами.

Я объяснил свой план. Паспорт нельзя использовать для пересечения государственных границ, потому что это международное преступление. Открыть же с его помощью счет в швейцарском банке – дело вполне повседневное и обыденное, по крайней мере, мне это казалось достаточно вероятным. Я вычитал эту информацию в какой-то книжке, по-моему, она так и называлась: "Швейцарские банки". Вышла в издательстве "Макгро-Хилл".

– Я буду носить парик? – игриво поинтересовалась Эдит.

– Разумеется. А также черные очки и толстый слой помады.

– Может быть, а может, и нет. Я подумаю.

– Да, – твердо заявил я. – Это достаточно рискованное дело. Я не знаю, что может произойти, но что-нибудь будет.

Эдит посерьезнела:

– Я подумаю.

Два дня спустя я снова поднял этот вопрос.

– Ты все обдумала?

– Хорошо. Я накрашу губы, но не слишком толстым слоем.

– Может, тебе вообще не следует ехать в Швейцарию. Не уверен, что справедливо втягивать тебя в эту аферу.

– Я помогу тебе, не подведу. Поеду в Цюрих, мне нравится этот город, там еще есть замечательная улица, просто забитая магазинчиками. Если ты, конечно, решишься, – добавила она лукаво. За лукавством скрывалось что-то еще, но Эдит так и не решилась высказать это. Может, она хотела сказать: "А твоя Нина сумела бы так9"

Следующую неделю я корпел над черновиками писем Хьюза и переделкой швейцарского паспорта Эдит. Время от времени мною одолевали приступы литературной сознательности, я извлекал неоконченный роман из папки, чтобы с трудом выжать из себя пару страниц. Перспектива совершенно новой работы очаровывала меня. Если все получится, мы сможем заняться этим проектом в апреле или мае, когда роман наконец подойдет к своему счастливому завершению. Если же ничего не выйдет, на том все и кончится. Вне зависимости от результата соблазн был так велик, что и речи не заходило об отсрочке.

Мы встретили Новый год дома с парой близких друзей и несколько раз съездили в студию на следующей неделе.

– Принеси черный парик и помаду, – проинструктировал я Эдит, взяв с собой фотокамеру и несколько мячиков для пинг-понга.

– А это еще зачем?

– Подложим тебе под щеки.

– Ты за кого меня принимаешь, за хомяка?

Момент истины наступил на балконе моей студии, под серым и все равно ослепительным небом, – маскарад не сработал. Парик был замечательный – лохматая, кучерявая, дешевая поделка, которую Эдит купила год или два назад в Пальме. Помада также изменила внешность моей жены. Но вот мячики для пинг-понга во рту создавали впечатление, что у нее особо заразная форма свинки или что-нибудь еще похуже. Эдит сдавленно запротестовала.

– Хорошо. Вынимай. Слегка раздуй щеки.

Я отщелкал серию снимков своим "Никоном" и проявил на следующий день в местной аптеке. На фото Эдит выглядела сорокалетней. Чернильным ластиком я стер из паспорта имя, дату рождения и цвет волос, затем вписал новые данные черными чернилами. Сменить номер оказалось еще легче, если не считать того, что провести эту операцию надо было на всех тридцати двух страницах документа. Среди барахла, которое я перевез из квартиры отца на Ибицу, лежало несколько наборов букв и цифр, которые легко переносились на другую поверхность, стоило только потереть. Шестерки и тройки легко превращались в восьмерки, а пятерки – в шестерки; правда, на тридцать второй странице и такая мелочь показалась каторжной работой. На старой фотографии, разумеется, ярко выделялась печать швейцарского посольства. Какое-то время я придумывал способ решения проблемы, но потом все-таки изобрел простой метод копирования. Я поместил снимок Хельги Ренаты Хьюз в черном парике на изображение в паспорте и с силой начал тереть их ластиком. Через несколько минут бледный оттиск печати появился на второй фотографии. Подогнав все под нужный размер, я наклеил снимок в паспорт.

Осталось всего две детали: пурпурная печать швейцарского консульства и подпись. Должно быть, я устал или подпал под влияние излишней самоуверенности, когда взялся за эту работу. Когда уничтожение "Барселоны" закончилось – вскоре ее заменит "Амстердам" или "Стокгольм", – силуэт букв все еще отчетливо проступал, а сама печать выглядела отвратительно. Лезвие бритвы опасно истончило бумагу: если впечатать название другого города, оно неминуемо расплывется. Я взял пурпурный фломастер и заново вписал "Барселона". Получилось не очень.