Мистицизм - [194]

IV. Подобный эмоциональный кризис обычно сопровождается застоем и деградацией умственных способностей и волевого начала, что самим созерцателем в его угнетенном состоянии осознается как некая закономерность. В отношении волевого начала наблюдается нечто вроде кризиса морали: душа больше не в состоянии контролировать свои помыслы и намерения. В состоянии общего душевного смятения в поле сознания врываются все порочные наклонности человека, все его низменные побуждения и грязные помыслы, которые до этого были подавлены и в сознании не проявлялись. "Во мне проснулись все пороки, — говорит Анжела Фолиньоская, — и я предпочла бы скорее превратиться в пепел, чем выносить такие мучения".[854] Если душе свойственно слышать голоса и видеть видения, эти нашествия из подсознания принимают вид порочных видений и голосов, которые побуждают душу к постыдным и греховным деяниям. Так, св. Катерину Сиенскую в промежутках между исполненным радости озарением и собственно "духовным бракосочетанием" донимали видения чертей, которые собирались в ее келье и "непристойными словами и жестами побуждали ее потворствовать похоти". Чтобы избавиться от них, она убегала в церковь, однако они преследовали ее и там. Святая не могла совладать с ними до тех пор, пока не прекратила сопротивляться наваждению. "Чтобы утешиться, я избрала страдания и решила безропотно сносить эти и другие мучения во имя Спасителя настолько долго, насколько это может понадобиться Его Величеству". За этой внутренней капитуляцией последовало исчезновение порочных видений, к Катерине вернулось благостное расположение духа, а затем ей в утешение было дано видение Святого Креста.[855]

Аналогичный опыт переживала и св. Тереза, хотя она не считает его этапом своего естественного развития и приписывает его Дьяволу, равно как и все другие видения, необъяснимые с ее точки зрения. "Скованная душа, — говорит она, — теряет контроль над собой и больше не может думать ни о чем, кроме тех преград, которые Бог воздвиг перед ней. Эти видения по своей сути иллюзорны, нелогичны и бессвязны, они лишь связывают душу, вследствие чего она не имеет никакой власти над собой. Тогда, как мне кажется, она становится игрушкой в руках бесов и не может бежать от них. Описать страдания души в этом состоянии невозможно. Она во всем ищет хоть какого-то облегчения, но Богу угодно, чтобы она не могла найти его. Свет разума, выражающийся в свободе воли, хотя и остается, становится смутным. В такие минуты мне кажется, что на глазах чешуя… Всевозможные искушения осаждают разумом и затмевают его, так что памятование о Боге представляется чем-то едва заметным вдали". Заторможенность и сумеречная инертность распространяются на все обычные душевные процессы, которые таким образом подвергаются косвенному воздействию общего разлада во внутренней жизни. "Если душа попытается искать избавления от огня, например, в душеспасительном чтении, то она при этом не найдет облегчения, поскольку создается впечатление, что читать в таком состоянии ей вообще не под силу. Однажды мне пришло в голову прочесть жизнеописание святого, чтобы отвлечься от своих забот и вдохновиться знанием тех трудностей, которые довелось пережить ему. Четыре или пять раз я перечитала четыре или пять строк, и, хотя они были на испанском, после чтения я их понимала не лучше, чем раньше, так что я отказалась от этой затеи. Со мной такое случалось не единожды".[856] Если это нам что-то и напоминает, то разве лишь феномен "безвидного созерцания". Омраченность рассудка, с которой мы тогда имели дело, распространилась теперь на деятельность всего поверхностного разума. Облако Неведения, кажется, нависло над душой и всю ее поглотило. В созерцании, этом "пути внутри пути", отражаются некоторые черты, присущие мистической жизни в целом. В обоих случаях путь к Свету лежит через смиренное отвержение себя перед хаосом и неведением, порождаемым «Тьмою». Насколько невыносимыми для деятельных от природы, здоровых и цельных натур могут быть то напряжение и то отчаяние, которые переживает душа в этой тьме, дает понять одно из полуюмористических признаний св. Терезы. "Тогда Дьявол, — отмечает она, — подослал ко мне столь злобных духов уныния и раздражения, что мне казалось — я готова пожирать людей".[857]

Все эти разновидности «тьмы», с сопутствующим чувством бессилия и отчаяния, хорошо знакомы многим мистикам. Бессилием и отчаянием терзались Сузо и Ралмен Мерсвин, о них постоянно упоминает Таулер, а Анжела Фолиньоская говорит об "оставленности Богом, которая хуже преисподней". Мы видим, что и Мехтильде Магдебургской, отличавшейся в общем жизнерадостным и веселым нравом, потеря и отсутствие умолкшего Бога доставляли не меньшие страдания. "Господи, — говорится на одной из ее страниц, — Ты отнял у меня все, что я имела от Тебя, но по Своей милости оставил мне то, чем обладает от природы даже собака: в несчастье, когда не остается никаких утешений, я тоже могу оставаться верной Тебе. Этого я желаю более ревностно, чем Твоего Царствия Небесного!"[858] В подобных высказываниях нам открывается весь "жизненный смысл"