Мистические культы Средневековья и Ренессанса - [113]

.

Значит, по сокровенной мысли ордена Храма Иисус только человек, поистине виновный и наказанный за свои преступления: «Человек Иисус умер лишь за свои грехи». Бог не воплощался; Он не страдал, Он не умирал на кресте: «Вы не должны верить, будто бы Бог умирал, – говорит один из руководителей братьев, – поскольку это невероятно»[987]. Отсюда презрение, выказываемое орденом в отношении креста и оскорбления, направленные на него; отсюда навязываемая посвящаемым обязанность трижды плюнуть на распятие, осквернив его еще более гнусным образом, – и это в пятницу, даже в Страстную Пятницу[988]. «Это не более чем кусок дерева, – говорит Герард де Пассаж (de Passage), – наш Господь на небесах»[989], и требует поднять на смех и попрать ногами крест, и посвящаемый тотчас слушается. Отсюда, наконец, ибо все вовлекается в эту систему, опущение освящающих слов мессы: “Hoc est corpus meum”; о чем следовали признания нескольких священников ордена[990]. Всякая секта, отрицающая божество Иисуса, отрицает тем самым пресуществление даров: таково обязательное последствие.

Вторая часть. Источники доктрины

I. Подобные секты и первоисточники

Теперь есть необходимость набросать в крупных чертах секретное учение Храма. Нам остается проникнуть в него, охватив его сокровенный смысл и подробности, сопоставив с доктриной сект, с которыми оно близко. В предыдущей главе мы уже предвосхитили, что, на наш взгляд, тамплиерство являлось просто ветвью от великого катарского корня, произведшего столь различные побеги.

Но на каком ответвлении оно оказалось привитым? Не образует ли оно постороннюю ветвь, секту sui generis, в которой сплавились и сочетались начала нескольких подобных ересей, связанных с материнской сектой только общностью нескольких фундаментальных догм благодаря связям, которые, чтобы быть более многочисленными и прямыми, нежели узы, сближающие восточные культы, оставляют, тем не менее, ему его свободу расширения, его индивидуальность, его особое лицо? Здесь то, что мы спешим исследовать, и чтобы это сделать, нам поначалу необходим определенный обзор преемственности разных катарских сект и искажений, запечатлевшихся на идее, породившей катарскую ересь.

Эта ересь, скажем больше, эта катарская религия, имевшая свою регулярную иерархию, свою церковь и своих пасторов, которая на протяжении стольких лет держала удар всех сил правоверной церкви, и против которой Иннокентий III был вынужден направить Крестовый поход, о чем ужасные воспоминания еще живут по всему югу Франции, эта ересь никогда бы не достигла изумительного развития, обретенного ей от X-го до XV-го вв., если бы большинство ее приверженцев проповедовали принципы, диаметрально противоположные вечной морали, честности, общественному порядку, являвшимися теми, в отсутствии чего упрекали орден Храма. Даже имя катара, обозначающее чистого и совершенного, протестует против подобного предположения. Но наряду со всеми схизматическими концепциями, она подверглась видоизменениям, повлекшим ее дробление на отдельные ветви. Для тех, кто станет внимательно отслеживать синтетическое изложение, исследуемого нами верования Тамплиеров, должно быть очевидным, что никак не с катаризмом нужно связывать непосредственное родство этой доктрины, но с его наиболее выродившимися ветвями – с сектами, предававшимися культу наиболее грубой чувственности.

Мы скажем лишь слово о самой основе катарской доктрины: это особенно важно, если прослеживать ее отклонения. Тем самым, быть может, мы придем к пониманию, что заблуждения ордена Храма не предстают настолько чуждым феноменом, насколько это кажется при первом рассмотрении, что они являются следствием, несомненно, очень порочной религиозной системы, но обладающей, тем не менее, своим историческим и философским объяснением.

Все несовершенное не может проистекать от совершенной причины: катарская философия исходит из этого принципа, заимствованного у восточной античности, и присущего ей вместе с Манихеями и Павликианами. Существует абсолютная антитеза между бесконечным и добрым Богом, каковым его воспринимает человеческое разумение, и конечным миром, посвященным злу, между Богом, предстающим бесконечной жизнью, и существами, рождающимися только для того, чтобы умереть. Неизменное и благое существо не может быть автором злых и преходящих вещей: значит, существуют два творения и два бога. Один, добрый Бог, создавший души; он является началом света; его царство есть господство разумения; его мир это горний невидимый мир, где все совершенно. Он не принимает никакого участия в вещах, творящихся на земле; его полностью духовная область никак не пересекается с областью материи; созданное им видно только ангелам и небесным людям, тела у которых, наравне с душой, нематериальны и чужды, как страстям, так и грубым влечениям земных душ и телес. Другой, злой Бог, является творцом этого дольнего мира и всего того, что осязаемо, материально, преходяще – всего того, что трепещет и страдает. Именно создал видимое небо и все светила. От него происходят все внешние недуги, как моральное зло, так и зло физическое; он – господствующий властелин над материей, как над неодушевленным, так и над органическим естеством. Именно он дал земле силу произрастать и цвести растениям