Мистерия, именуемая Жизнь - [11]

— Браво, рыцарь! — улыбнулся Арамис, — А о наших методах предоставьте судить нам самим. Вы еще восторженный юноша и готовы считать иезуитов слугами дьявола, этакими ассасинами, исчадиями ада, потому что мы допускаем в борьбе с врагами нашей веры любые средства, включая кинжал, яд, политическое убийство, шантаж? Согласен, это не по-рыцарски. А мы себя рыцарями и не величаем. Я не лицемерю с вами, дон Энрике. Ваши-то тоже не невинные овечки. Но наши возможности шире, потому что мы допускаем те методы, от которых вы с юношеским максимализмом брезгливо открещиваетесь. Я признаю приоритет Мальтийского Ордена в военных вопросах. Я признаю ваши научные и медицинские достижения.

А сами-то вы участвовали в этих сражениях, которыми так прославились господа иоанниты?

— Еще нет. Но за ранеными мне доводилось ухаживать. Это входило в программу обучения.

— У вас еще все впереди, — грустно заметил Арамис, — Но, несмотря на ваш юный возраст, вас послали с таким серьезным поручением?

— Да, епископ. Мне доверяют, и меня сочли достойной этой чести. И еще я был вроде секретаря при Великом Магистре и его конфидентах.

— Тогда понятно, что вы владеете такой обширной информацией. Скажите, если Англия и Испания объединятся против Людовика, могу ли я рассчитывать на Мальту?

— Мальта против Франции? Вы с ума сошли!

— Не против Франции, а против Людовика XIV! Хоть Людовику и приписывают слова "Государство — это я!", постараюсь доказать ему обратное. Людовик XIV еще не Франция. Много на себя берет! Словом, если я создам политический кризис, могу ли я быть уверен в солидарности Мальтийского Ордена?

— Вы хотите сказать — спровоцируете политический кризис? И на какую солидарность вы рассчитываете? На войну?

— Гм… Не обязательно. Кризис — еще не война. Например, морская блокада…

— Наши никогда не пойдут на это, — убежденно сказал дон Энрике, — Вы, что ли, хотите, чтобы наш флот не пропускал суда из Тулона, Марселя и других портов южного побережья? А с севера натравить Карла Второго? На Карла тоже не рассчитывайте! Если ваша информационная бомба взорвется, Англия это переживет! После казни Карла Первого и непрерывных гражданских войн англичан уже ничем не удивишь. Что же до нас… Делать нам, что ли, нечего, чтобы закрывать морские пути для кораблей из Тулона и Марселя? Вы сидите здесь в глуши и не знаете, что на свете творится!

— Так расскажите, будьте так любезны. Развлеките провинциального священника.

— Подождите. Пожалуйста, подождите. Я в некотором шоке от того, что узнал от вас. О вашем испанском, английском, мальтийском вариантах военного блока против вашей родины.

— Никоим образом. Я устал повторять вам одно и то же — я угрожаю лично Людовику Четырнадцатому. От этого я не отказываюсь. И беру под защиту его всеми забытого брата-близнеца.

— Всеми?

— Всеми — кроме меня! Никому не нужный, лишний принц, лишняя лилия в венце французских королей. Дитя, обреченное на безвестность и забвение, брошенное собственными родителями. Разве не так? А Людовик… Он вам всем еще покажет. Он уже начал, и начало было впечатляющее! Я не исключаю возможность войны. Но короткая война — и затем продолжительный мир, гарантом которого будет Филипп, мой принц. Это лучше, чем череда непрерывных войн, в которые втянет Францию Людовик. Четырнадцатый. Вот что я хочу предотвратить. Вот что вы, мальчишка, никак не можете понять.

— Но в этой даже «короткой», даже «маленькой» войне будут новые жертвы! Не должны христиане убивать друг друга! Грех это!

— Это на Мальте вас осенило?

— Можно считать, что да. И поверьте, нам лучше объединиться против общего врага, с которым мы ведем борьбу почти в одиночку много лет подряд.

— Вы о мусульманских пиратах?

— О них, проклятых.

— К чести Испании, должен заметить — ваша страна давала отпор этим отщепенцам.

— Благодарю вас от имени Испании, — церемонно сказал дон Энрике, — да будет вам известно, что Франция вступила в войну с Алжиром.

— О! — воскликнул Арамис, — Отличная новость! И кто же руководит этой экспедицией?

— Герцог де Бофор.

— Тем лучше! Вы не поняли? Объясняю. Мне не хотелось бы драться с Бофором. Герцог мой старый друг. Я опасался, что его Людовик пошлет на Бель-Иль. Это было бы печально — велеть открыть огонь по Бофору. А если корабли нашего славного адмирала ушли в Алжир — от всей души желаю милому герцогу победы, попутного ветра, как говорится — семь футов под килем. И мы за обедом непременно выпьем за тех, кто в море. А поскольку у Людовика не лучший в Европе флот, я могу не опасаться нашествия и перевести дух.

— Вы так полагаете? — печально спросил дон Энрике.

— Я уверен, что Людовик не осилит войну на два фронта. Но нельзя ли поподробнее о милейшем Бофоре? Впрочем, ваша новость стоит того, чтобы мы не откладывали до обеда.

Арамис позвонил. Принесли вино.

— Итак — до дна — за тех, кто в море.

— За тех… — тихо сказал дон Энрике. — О Бофоре?

— О Бофоре.

— Я расскажу вам все, что знаю, хотя знаю я не так уж много. А для начала взгляните на это, — с этими словами дон Энрике достал из кармана сложенную афишку, развернул ее, и, расправив на столе, подал Арамису. С афишки улыбался розовощекий усатый красавец в гвардейском мундире на фоне парусника и ярко-голубого моря. Заставка в низу афишки изображала шпаги, ядра, мушкеты, пушки. Якорь. В центре композиции афишки красовался раскрытый пиратский сундук, битком набитый золотом и разными сокровищами.