Мистер Уайлдер и я - [12]
— Мм-да-а, припоминаю.
— Так вот, персонаж Джека Леммона — вылитый я в начале шестидесятых. Я был таким же безмозглым чмо, вкалывал на крупную корпорацию в Нью-Йорке, и когда я посмотрел ваш фильм, до меня дошло: я должен поступить как он, послать все на фиг и мотать из Нью-Йорка куда подальше, вы меня понимаете?
После продолжительной паузы Билли кивнул: — Понимаю. Выходит, все это из-за меня?
— Все из-за вас.
Мужчина постоял еще немного, словно в ожидании похвал.
— Что ж… — Билли протянул ему руку, — полезно знать такие вещи. Спасибо.
Они обменялись рукопожатием.
— Спасибо вам, мистер Уайлдер. И без обид, мэм.
— Никто и не обиделся, — милостиво улыбнулась Одри.
Мужчина ушел. Билли снова выпил вина и отправил в рот четвертую, заждавшуюся своей очереди устрицу. С паштетом я управилась в два счета и теперь отщипывала потихоньку от куска хлеба.
— Слыхал? — Билли воззрился на мистера Даймонда, сидевшего на другом конце стола. — Вот так-то.
— Так-то вот, — согласился Ици.
— Парень каждую ночь при живой грелке, чего без нас у него бы никогда не было.
— И ты вроде как посланец небес, да?
Мистер Уайлдер покачал головой, словно дивясь роли случая в человеческой жизни. Он улыбался. Но тему развивать не стал и две последние устрицы съел молча.
Я решила поддержать беседу. Большой бокал вина, только что допитый, придал мне отваги.
— Наверное, это здорово — услышать от людей такое. О том, что ваши фильмы изменили их жизнь.
— Да, это приятно, — сдержанно откликнулся мистер Уайлдер. — Знать, что не все, сделанное тобой, забыто.
— Его пресыщенный тон, — прокомментировала Одри, — объясняется тем, что подобное происходит довольно часто. На улицах, в магазинах. Не удивляйтесь, если сегодняшним вечером к нашему столику подойдут еще человек пять-шесть.
— И не удивляйтесь, — дополнил Билли. — если они назовут одни и те же картины. И все пятнадцатилетней давности. А иногда и более ранние. Они даже могут припомнить совсем старые ленты. Снятые лет двадцать, а то и тридцать назад. После «Квартиры» мы с мистером Даймондом поработали над семью фильмами. Посмотрим, скажет ли кто-нибудь сегодня, что хотя бы один из этих семи изменил их жизнь.
Дабы прервать последовавшее тягостное молчание, я снова открыла рот:
— Да, но это же потрясающе…
Билли повернулся ко мне:
— Говорите, вы из Греции, я правильно понял?
— Правильно.
— Но у вас превосходный английский. И даже английский акцент.
— Моя мама англичанка.
— То есть с самого раннего детства вы владеете двумя языками?
— Да.
— Скажите что-нибудь на греческом.
— Νομίζω ότι ήπια πολύ γρήγορα το κρασί μου, — сымпровизировала я, особо не задумываясь.
— И что это значит?
— Это значит «Думаю, я выпила бокал вина слишком быстро».
Билли рассмеялся.
— Вам очень повезло, вы говорите на двух языках. Вам пришлось выучить их, когда вы были еще ребенком. Мне было под тридцать, когда я приехал сюда, и приехал я, не зная английского. Ну, может быть, с десяток слов, не больше. Учил язык, слушая радио, в основном комментаторов на бейсбольных матчах. И однако, акцент мой так никуда и не делся, и даже теперь я говорю не всегда гладко. Французский я знаю куда лучше. У меня хороший французский. Вы говорите по-французски?
— Говорю, — ответила я. — И по-немецки тоже. Оба языка мне преподавали в университете.
— Этой весной мы с мистером Даймондом побывали в Греции, — сообщил Билли. — Поездили по островам, высматривая натуру для съемок. Вам знакомы эти места?
— Греческие острова? Да, кое-какие знаю. Мы отдыхали на Санторини, на Икарии… Почему вы спрашиваете?
— Мы не нашли того, что нам нужно, — ответил Билли. — Но если студия все же раскошелится на нашу новую картину — если, поскольку в нынешней киноиндустрии никогда не знаешь, чем дело кончится, — нам потребуется подходящий греческий остров.
Сгорая от любопытства, я задала, казалось бы, невинный вопрос:
— А о чем ваш новый фильм? — И была поражена смятением, отразившимся на лицах Одри и супругов Даймонд.
С тех пор, за минувшие долгие годы, я, конечно, усвоила: никогда и ни под каким предлогом нельзя расспрашивать творческих людей о том, над чем они в данный момент работают, — но в те времена я была совершенной naif[13] и мое любопытство казалось мне естественнее некуда.
Как бы то ни было, сам мистер Уайлдер неудовольствия не выразил. Вероятно, уже тогда во мне было что-то (не знаю, что именно), побуждавшее его разговаривать со мной запросто.
— Это фильм о постаревшей кинозвезде, — ответил он. — Об актрисе. По имени Федора. Никто не видел ее годами, известно лишь, что живет она на каком-то греческом острове. Затворницей. В духе Гарбо. Некий продюсер разыскивает ее, а когда находит и остров, и виллу, где она обитает, у него никак не получается подобраться к ней поближе. Свита кинозвезды, те люди, что ее опекают, постоянно чинят ему препятствия.
— Она вроде как в заключении, да?
— Э-э… в некотором смысле.
Что означало «в духе Гарбо», я и вообразить не могла, но продолжила, и не только из вежливости:
— Звучит увлекательно. Я бы точно захотела посмотреть такой фильм.
— Правда?
— Да. Обожаю фильмы, в которых есть тайна.
