Мистер Себастиан и черный маг - [18]

Шрифт
Интервал

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что я играл в карты задолго до того, как ты родился.

— Нет, что значит «искрой в моих глазах»?

— То, — сказал отец, — что одной прекрасной ночью я посмотрел на твою мать, упокой Господи ее душу, и мои глаза — понимаешь? — блеснули, и ее глаза блеснули в ответ, и мы решили родить малыша. Вот так ты появился на свет — ребенок, который когда-то был лишь искрой в моих глазах.

Генри подумал: вот бы увидеть, как искрятся глаза отца.

— Вы с мамой играли в карты?

— Не думаю, — мечтательно сказал отец. — Мы занимались многими вещами, но в карты никогда не играли. Она… твоя мать много времени проводила в саду. После тебя и Ханны она больше всего любила цветы.

— После меня, Ханны и тебя, — поправил Генри.

— Да, пожалуй, и меня она тоже любила — после гортензий.

Он засмеялся, Генри вместе с ним, и волшебство воспоминаний рассеялось. Они вновь вернулись к картам. Отец раз и другой надавил большим пальцем, пытаясь открыть крышку пачки. Генри не сводил глаз с его пальцев, казавшихся огромными и уродливыми рядом с глянцевым ярко-красным совершенством пачки. Отец встряхнул ее одной рукой и поймал в другую выскользнувшие карты. Несколько часов назад Генри сам открывал пачку в первый раз. «Это тебе», — сказал мистер Себастиан. Генри очень давно не получал какой-нибудь приятной безделицы, вещицы, ненужной с чисто практической точки зрения, но без какой жизнь бедна. Игрушку. «В маленьких коробочках прячутся важные вещи, — сказал мистер Себастиан. — А в этой особенной их целых пятьдесят две». Генри потерял дар речи, только и мог пролепетать: «Спасибо!», но это тихое «спасибо», конечно, не выражало того, что он чувствовал. «В один недалекий день эти карты будут повиноваться любому твоему желанию, — продолжал мистер Себастиан. — Я покажу тебе, как это делать. Мы не можем предвидеть, как сложится наша жизнь, счастливо или трагично, но с помощью этих карт будущее будет полностью в твоих руках».

Сейчас карты были в руках отца. Он развернул их веером. Посмотрел на сына так, словно только что произошло что-то чудесное. Потом принялся тасовать, прикрыв глаза и прислушиваясь к четкому, рассыпчатому звуку. Это было-таки красиво. Похоже на рукоплескания публики.

— У меня получалось тасовать их в воздухе, — сказал отец, поднимая колоду над столом.

— Верю. Но мне нравится, как ты это делаешь на столе.

— Разреши мне попробовать. В воздухе…

— Папа, право, не…

Но было поздно. Отец поднял руку и начал трюк, но почти сразу карты перестали его слушаться, и, вместо того чтобы перемешаться и лечь точно одна на другую, все пятьдесят две прянули высоко в воздух, словно спасаясь, и разлетелись в разные стороны: на пол, на стол, на плиту. Одна опустилась на край отцовой тарелки; Генри увидел, как ее уголок окунулся в соус.

— Папа! — завопил Генри, хватая карту и вытирая ее о рубашку. Он осмотрел ее; кажется, в порядке. Потом в бешенстве кинулся собирать остальные. Свирепо взглянул на отца: — Ты… посмотри, что ты наделал! Нельзя мне было выпускать их из рук. Это моя вина… не надо было тебе позволять. Мне следовало знать, что все, к чему ты прикасаешься…

Но тут Генри остановился, зная, что дальше скажет такое, что непоправимо обидит отца.

— Генри, это всего лишь карты!

Эти слова еще больше разозлили Генри.

— Всего лишь карты, — повторил он. — Всего лишь карты?!

Он наклонился, поднял еще несколько. Он не глядел на отца. Снова повторил: «Всего лишь карты», пересчитывая те, которые достал из-под стула, стола, с холодильника, — карты были повсюду, усеивали холодный потрескавшийся линолеум, как опавшие листья. Но он собрал их и, вымыв после себя тарелку, ушел к себе и там снова и снова пересчитывал, пока не убедился, что спас все до одной.

*

Что напоминает мне день, когда мой отец нашел меня. Я стоял на ящике из-под яблок, потому что мою обычную подставку вредительски раздавил слон. Ночью прошел дождь, и земля превратилась в грязь, лужи повсюду, для ног просто беда. Помню, завел я свое обычное: «Леди и джентльмены! Мальчики и девочки! Лысеющие и синеволосые!» — и тут вижу в толпе его. Стоит позади, в черном костюме и при бабочке — кажется, тускло-оранжевой, — и я думаю (а сам продолжаю молоть языком): может, он все вернул? Может, снова разбогател? Рад за него, думаю себе. У него есть свой бизнес, в который, он надеется, я войду, а затем перейму — так сказать, возьму бразды правления в свои руки, — и вот стою я на яблочном ящике, деру глотку, словно в мире пожар: «Спайдерелла! Голова женщины, туловище тарантула-людоеда!» А он повернулся и ушел. И голова его скрылась в толпе. Так я в последний раз видел своего отца.

*

Пес, конечно, был вовсе не синий. Он был черный с головы до хвоста и, когда Генри в первый раз приблизился к нему, совершенно дикий. Настоящий рычун; шерсть, вздыбившаяся вдоль хребта, — как зазубренный нож. Генри замер на месте. Он боялся пошевелиться — двинуть пальцем или просто моргнуть, потому что, когда даже дышал, глухое рычание повышалось на полтона, словно предупреждая не делать этого. Вонь вокруг была невыносимая. Генри и пес стояли за рядом старых помятых мусорных баков, выстроившихся, как жестяные солдаты, вдоль стены, и враждебно смотрели друг на друга, словно лишь выжидали момент неминуемой схватки. Чтобы оттянуть его, Генри перестал дышать.


Еще от автора Дэниел Уоллес
Монстр

Журнал «Игрок» №2. Произведение входит в межавторский цикл «Звёздные войны».


Крупная рыба

Дэниел Уоллес — «писатель, художник, укротитель аллигаторов», как он именует себя на сайте www.danielwallace.org. Трудясь каждый день по семь часов, за 13 лет он опубликовал 24 рассказа, а затем выпустил «Крупную рыбу: роман-миф», осыпанную восторгами критиков и ставшую бестселлером. Спустя пять лет режиссер Тим Бертон выпустил одноименный фильм. Это удивительная история о том, как сын умирающего Эдварда Блума собирает воедино легенды и мифы, окружавшие его отца — невероятные истории о невероятной жизни.


Рэй задним ходом

«Рэй, как и все мы, умер» – так начинается новый роман Дэниела Уоллеса, автора знаменитой «Крупной рыбы». Вся жизнь Рэя уложена в четырнадцать трагикомических эпизодов, выстроенных задним ходом – от смерти к рождению. Рэй строит сыну домик на дереве и переживает уход жены, показывает знаменитому художнику свою коллекцию пуговиц и мучительно пытается понять: если у женщины стеклянный глаз, будет ли стеклянный глаз у ее ребенка?…


Арбузный король

Дэниел Уоллес — современный американский классик, достойный продолжатель традиций Рэя Брэдбери и Сола Беллоу, Харпер Ли и Джона Апдайка. Его дебютный роман «Крупная рыба» послужил основой фильма Тима Бёртона, в котором снимались Эван Макгрегор, Джессика Ланж, Хелена Бонэм-Картер, Стив Бушеми, Денни де Вито.Действие «Арбузного короля» («гениальная комбинация Чосера и Роальда Даля на современный манер», по мнению одного из критиков) происходит в уже знакомом читателям «Крупной рыбы» городке Эшленд — «арбузной столице мира».


Рекомендуем почитать
День рождения

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Грабители

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кто ты, Гертруда?

«…Эл пыталась вспомнить, когда в ее жизни началось это падение?Наверное, это произошло летом. Последним летом детства, ей было семнадцать лет…Эл с матерью отдыхала вгорах, на побережье водохранилища Чарвак, недалеко от поселка Бричмулла, воспетой когда-то в песне. День только начинался, но воздух уже накалялся, как масляная батарея. Июль в Средней Азии, время, которое местные называют «чилля», в переводе с фарси «сорок дней». Это период изнуряющего сорокадневного, безветренного, летнего зноя. Эл родом из этих мест.


Манипулятор. Глава 004

ВНИМАНИЕ! ПРОИЗВЕДЕНИЕ СОДЕРЖИТ НЕНОРМАТИВНУЮ ЛЕКСИКУ! «Манипулятор» – книга о стремлениях, мечтах, желаниях, поиске себя в жизни. «Манипулятор» – книга о самой жизни, как она есть; книга о том, как жизнь, являясь действительно лучшим нашим учителем, преподносит нам трудности, уроки, а вместе с ними и подсказки; книга о том, как жизнь проверяет на прочность силу наших желаний, и убедившись в их истинности, начинает нам помогать идти путем своего истинного предназначения. «Манипулятор» – книга о силе и терпении, о воодушевлении и отчаянии, о любви и ненависти, о верности и предательстве.


Киевская сказка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мысли сердца

Восприятия и размышления жизни, о любви к красоте с поэтической философией и миниатюрами, а также басни, смешарики и изящные рисунки.