Мистер Пип - [52]

— Поднимите головы, — сказал он.

Он ждал, пока все мы не оторвали взгляд от земли. Он ждал, пока последний ребенок не поднимет глаз, и родитель не подтолкнет его.

— Спасибо, — почти вежливо, наконец, произнес он. И таким же тоном спросил:

— Кто видел это?

Он пристально всматривался в наши лица, и мне стыдно признаться, что я была одной из тех, кто снова опустил глаза к земле. Только когда один из нас заговорил, я, вопреки собственному желанию, подняла голову.

— Я видел, сэр.

Это был Дэниэл, он выглядел довольным собой. Он быстрее всех в классе ответил на вопрос. Офицер смотрел на него долго и пристально. Он не знал, что Дэниэл был туповатым. Он отдал приказ солдатам, они кивнули и двое из них увели Дэниэла в джунгли. Он пошел без возражений, размахивая руками. На мгновение показалось, что никто из нас не станет возражать. Заговорила бабушка Дэниэла, та самая женщина, что приходила к нам в класс рассказать о голубом цвете.

— Сэр, позвольте мне пойти с внуком. Пожалуйста, сэр.

Краснокожий кивнул, и старушка, благодарно кивнув в ответ, похромала, волоча больную ногу, за другим солдатом, который выглядел раздосадованным тем, что ему пришлось вести старую женщину в джунгли.

В нашем строю заплакал маленький мальчик. Офицер шлепнул его, чтобы он заткнулся. Руки матери прижали сына. Она хотела успокоить его, но не хотела двигаться без разрешения офицера. Всхлипы затихли сами собой. И когда офицер повернулся к нашему концу строя, мать опустила руки и уткнула малыша себе в ноги.

Офицер выглядел довольным этими событиями. Все шло хорошо, пожалуй, даже лучше, чем он предполагал. Он шаркнул ботинками и сомкнул руки за спиной. Когда он говорил, то ни на кого особо не смотрел.

— Еще раз спрашиваю вас, дураки — кто видел, как умер белый? Кто видел?

Тишина была долгой и жаркой, насколько я помню, даже птицы молчали.

Не было ни единого звука, пока я не почувствовала, как мама отошла от меня.

— Сэр. Я видела, как ваши люди изрубили белого человека. Он был хорошим человеком. Я здесь, как свидетель Господа.

Офицер быстрым шагом подошел к маме и ударил ее по лицу открытой ладонью. Сила удара повернула ее голову. Но она даже не вскрикнула. Она не упала на землю, как слабая женщина. Наоборот, казалось, она стала еще выше.

— Я буду свидетелем Господа, — повторила она.

Офицер выхватил пистолет и выпустил несколько путь в землю у маминых ног. Она не пошевелилась.

— Сэр, я — свидетель Господа.

Командир отдал приказ и двое солдат схватили и потащили ее на край деревни. Она не кричала. Я не слышала ни единого слова.

Я хотела пойти с ней, но боялась. Я также хотела вступиться за мистера Уоттса, но была слишком напугана. Я не знала, как заговорить или побежать за мамой, чтобы не навредить себе.

— Ты. Как тебя зовут?

Вблизи я видела пленку пота на лице офицера, и его желтые глаза, чувствующие мой страх так, как чует его собака.

— Матильда, сэр.

— Ты как-то связана с этой женщиной?

— Она моя мать, сэр.

Как только он услышал это, то заорал своим людям. Солдат подбежал и толкнул меня прикладом винтовки.

— Пошла. — сказал он. Он все толкал меня прикладом. Но я знала, куда идти.

Когда я обогнула хижины, мама лежала на земле. На ней был краснокожий. Другой солдат застегивал штаны — этот глянул на меня. Он что-то крикнул солдату, который привел меня. Этот человек сказал что-то в ответ, и тот, который застегивал штаны, улыбнулся. Человек, который был на маме, посмотрел через плечо, а тот, что привел меня, сказал: «Ее дочь». И мама очнулась.

Она скинула с себя солдата. Я увидела ее наготу и устыдилась за нас обеих так, что начала плакать. Мама молила солдат.

— Прошу. Будьте милосердны. Посмотрите. Она же совсем девочка. Моя единственная дочь. Прошу. Умоляю. Только не мою дорогую Матильду.

Один из солдат выругался и велел ей заткнуться. Тот, которого я видела на ней, сильно ударил ее по ребрам, и она упала, задыхаясь, на землю. Солдат, который привел меня, схватил меня за руку и держал. Мама пыталась сесть, она хрипела и стонала. Она протянула мне руку. Я видела, как ее лицо исказилось ужасом. Ее мокрые глаза, бесформенный рот.

— Иди ко мне, — сказала она, — иди ко мне, моя дорогая Матильда. Дай я обниму тебя.

Солдат немного отпустил меня, но потом дернул назад, как рыбу на крючке. Другие рассмеялись.

Я почувствовала облегчение, когда появился офицер с потным лицом. Похоже, ему не понравился вид моей мамы, валяющейся в пыли. Его глаза и губы кривились от отвращения. Он приказал ей встать. Мама с трудом поднялась. Она держалась за ребра. Я хотела помочь ей, но не могла пошевелиться. Я словно приросла к месту. Офицер, наверное, точно знал, что я чувствовала и о чем думала. Он окинул меня смешливым взглядом — не совсем улыбкой, но взглядом, который остался со мной по сей день. Он взял у одного из своих людей винтовку и стволом поднял подол моего платья. Мама бросилась к нему:

— Нет. Нет! Пожалуйста, сэр. Умоляю вас.

Солдат схватил ее за волосы и оттащил назад. Свидетель Господа снова превратилась в мать, но офицер не видел этого. Он видел только женщину, которая пообещала быть свидетелем Господа. Он заговорил тихо, как, наверное, должен говорить человек, владеющий собой.