Мистер Муллинер рассказывает - [21]

Когда Седрик закончил, девушка несколько секунд молчала. На ее лице появилось задумчивое выражение.

– Вам, – сказала она, – необходим кто-нибудь, кто будет за вами присматривать.

Она опять помолчала.

– Хотя такая задача не всем по плечу, – добавила она задумчиво, – но я готова за нее взяться.

Жуткое предчувствие оледенило Седрика.

– О чем вы? – ахнул он.

– Вам необходима, – сказала Мэртл Уотлинг, – жена. Я уже некоторое время рассматривала этот вопрос со всех сторон, и теперь мне все ясно. Вам следует вступить в брак. Мистер Муллинер, я вступлю с вами в брак.

Седрик испустил придушенный крик. Так вот что означал взгляд, который последние недели он время от времени перехватывал в обрамленных стеклами глазах своей секретарши.

По песку дорожки заскрипели шаги. Раздался голос – голос спавшего в кресле. Он явно пребывал в недоумении.

– Мэртл, – сказал он, – как тебе известно, я не из тех, кто поднимает шум по пустякам. Я принимаю жизнь такой, какая она есть, не страшась невзгод. Но мой долг предупредить тебя, что в этом доме действуют потусторонние силы. Атмосфера стала абсолютно зловещей. Из ничего возникают цилиндры. Черные ботинки становятся желтыми. А теперь еще этот водитель… шофер такси… Я не разобрал вашего имени. Ланчестер? Мистер Ланчестер – моя дочь Мэртл. А теперь мистер Ланчестер уверяет меня, что его пассажир некоторое время тому назад вошел в наш палисадник и мгновенно исчез с лица земли, после чего его никто не видел. Я убежден, что тут действует некое малоизвестное тайное общество и что номер семь, вилла «Настурция», принадлежит к тем домам, которые показывают в мистических пьесах, где из темных углов доносятся стоны, а там-сям мелькают загадочные китайцы, многозначительно жестикулируя и… – Он оборвал свой монолог, испустил вопль отчаяния и выпучил глаза. – Боже великий! Что это?

– Что – это, папа?

– Вот это. Эта бестелесная голова. Это лицо без туловища. Даю тебе слово чести, что сбоку этого дома торчит отрубленная голова. Подойди ко мне. Отсюда ты ее увидишь яснее.

– Ах это? – сказала Мэртл. – Это мой жених.

– Твой жених?

– Мой жених. Мистер Седрик Муллинер.

– Он на этом и кончается? – изумленно спросил таксист.

– Внутри дома есть еще, – сказала Мэртл.

Мистер Уотлинг, несколько успокоившись, внимательно рассматривал Седрика.

– Муллинер? Вы тот тип, у которого работает моя дочь, так?

– Я – он, – сказал Седрик.

– И вы хотите жениться на ней?

– Конечно, он хочет жениться на мне, – сказала Мэртл, опередив Седрика.

И внезапно что-то внутри Седрика словно сказало: «А почему бы и нет?» Правда, если он порой и помышлял о браке, то лишь с тем ледяным ужасом, который испытывают все холостяки средних лет, когда в минуты депрессии подобная мысль закрадывается им в голову. Правда и то, что, попроси его кто-нибудь составить спецификацию приемлемой невесты, он набросал бы портрет, отличающийся от Мэртл Уотлинг во многих и многих отношениях. Но в конце-то концов, подумал он, глядя на ее волевое компетентное лицо, с такой женой он, во всяком случае, будет огражден и укрыт от мира, и больше ему никогда не придется терпеть то, что он терпел весь этот день. В целом очень даже неплохо.

И еще одно соображение. Пожалуй, самое решающее для человека с такими воинствующими республиканскими взглядами, как Седрик. Что бы там ни говорили о Мэртл Уотлинг, она не была членом безответственной и бессердечной аристократии. В ее семье не было ни суссекских Булей, ни хантсфордширских Хилсбери-Хепуортов. Она происходила из пригорода Лондона, из доброй солидной семьи, по мужской линии состоящей в родстве с Хиггинсонами (Тэнджерин-роуд, Уондсворт), а по женской – с Браунами из Бэркли, Перкинсами из Пекхема и с Вуджерсами – уинчморхиллскими Вуджерсами, а не со сбродом из Пондерс-Энда.

– Это мое заветнейшее желание, – сказал Седрик негромким твердым голосом. – И если кто-нибудь любезно освободит мою шею от этой рамы и даст пинка этой мерзкой кошке – или кто там царапает мою ногу, – мы сможем расположиться поудобнее все вместе и обсудить, что к чему.

Тяжкое испытание Осберта Муллинера

Когда мистер Муллинер вошел в зал «Отдыха удильщика», нас всех поразила непривычная мрачность его лица, а угрюмое безмолвие, в котором он прихлебывал свое горячее виски с лимонным соком, окончательно убедило нас, что случилось что-то очень скверное. И мы не поскупились на сочувственные вопросы.

Наше участие, казалось, было ему приятно, и он слегка повеселел.

– Что же, джентльмены, – сказал он, – у меня не было намерения удручать моими личными горестями тех, кто сошелся тут для приятного времяпрепровождения, но раз уж вы хотите знать, то мой молодой троюродный брат оставил жену и готовит документы для развода. Это меня крайне расстроило.

Мисс Постлетуэйт, наша добросердечная буфетчица, перетиравшая кружки, заговорила ласковым тоном сиделки у постели больного.

– Ядовитый змей проник в его семейный очаг? – спросила она.

Мистер Муллинер покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Змеев не было. Вся беда как будто заключается в том, что каждый раз, когда мой троюродный брат обращался к жене, она раскрывала глаза во всю ширь, наклоняла голову набок, точно канарейка, и говорила: «Что?» Он заявил, что терпел это одиннадцать месяцев и три дня – новый европейский рекорд, по его мнению, – и пришел к выводу, что настало время принять меры.