Мистер Морг - [7]

— Боюсь, сэр, у меня прошла жажда. Прошу прощения за наш нежданный визит, и позвольте мне лишь забрать мою монету, ведь я не успел отведать вашего… лучшего напитка.

— Нет уж, сэр! — Ухмылка исчезла с лица Скелли, как будто он получил пощечину. — Вы же купили выпивку! Значит, монета моя!

— Но вы можете вылить напиток обратно в бутылку — у меня в этом нет ни малейших сомнений. Уверен, вы часто так делаете, когда у посетителей уже нет сил допить свою порцию. Ну, я беру монету, и мы пошли.

Он потянулся к кассе, и Мэтью увидел, как у Скелли дернулось правое плечо. Мерзавец нащупал за стойкой топор.

— Хадсон! — крикнул Мэтью, и кровь застучала у него в висках.

Но руку здоровяка было не остановить. Грейтхаус и Скелли продолжали смотреть друг на друга в упор, каждый безмолвно испытывая силу воли противника: рука одного продолжала тянуться, а другого — готовилась оттяпать ее в запястье.

Грейтхаус неспешно запустил руку в кассу, и его пальцы коснулись меди.

Трудно точно описать то, что случилось дальше: свирепое действо разыгралось так быстро, что Мэтью показалось, будто все вокруг расплылось, как во сне, — будто одного только запаха бренди было достаточно, чтобы вызвать белую горячку.

Взлетел топор, крепко зажатый в руке у Скелли. Сверкнул на лезвии отсвет фонарей, и Мэтью уже был уверен, что завтра на урок фехтования Грейтхаус не придет. Топор достиг высшей точки и на секунду завис там. Скелли стиснул зубы и изготовился обрушить его, рубя плоть, сухожилия и кости.

Тут-то все и расплылось, ибо удар топором так и не был нанесен.

Со стороны двери раздался такой звук, будто там в своих оковах бьются приспешники Сатаны, и Мэтью, быстро повернув голову, успел увидеть, как Зед замахивается цепью с горящим фонарем, которую только что, подпрыгнув, сорвал с крюка в потолочной балке. Цепь просвистела над комнатой, обмоталась вокруг воздетой руки Скелли, а фонарь ударил его по корпусу посередине бороды с такой силой, что стеклянная колба разбилась вдребезги. Синему огоньку на куске воска явно предстоял пир из напластований нью-йоркской грязи и накапавшего за неделю яблочного бренди: ослепительно вспыхнув, огонь набросился на бороду Скелли, как бродячая собака на баранью отбивную. Перед лицом Скелли взметнулся легион искр, а Зед словно врос ногами в пол и одним мощным рывком цепи выдернул старого пройдоху из-за стойки бара, будто сома из реки, — с той лишь разницей, что у сома остались бы целыми усы.

Скелли приземлился вперед зубами, что, пожалуй, сделало его будущую улыбку только краше. Рот у него был полон крови, но топора он так и не выпустил. Зед, перебирая руками, стал подтягивать Скелли по полу к себе, спина невольника напряглась, и его сюртук с громким треском разошелся сзади надвое. Когда Скелли оказался у его ног, Зед наклонился, вырвал у него топор и с ловкостью мальчишки, швыряющего камешек, всадил это орудие в ближайшую стену.

«Видимо, некоторые люди рождаются тупицами», — подумал Мэтью. Иначе было не объяснить, отчего, несмотря на только что продемонстрированную ударную силу, двое портовиков наскочили на Грейтхауса сзади.

Работяги обрушили на него шквал кулачных ударов и непечатных слов, но Грейтхаус стряхнул их с себя, брезгливо пожав плечами. Вместо того чтобы как следует наподдать им, как ожидал Мэтью, Грейтхаус просто отошел. Бросившись за ним с оскаленными зубами и блестящими от выпитого глазами, они жестоко просчитались.

Буквально через пару шагов портовикам заехало по физиономиям летящим столом. В звуке ломающихся носов была даже некоторая мелодичность. Корчась от боли, работяги повалились на дощатый пол. Мэтью содрогнулся, ощутив на затылке ветерок от движения Зеда: не хотелось бы ему оказаться на месте жертв этого урагана.

Скелли, сидя на полу, сплевывал кровь и хрипло изрыгал ругательства, Бейтер, прижавшись спиной к стене, лихорадочно думал о том, как бы просочиться отсюда сквозь какую-нибудь щель, Твердолобый отхлебнул бренди и полуприкрытыми глазами наблюдал за разворачивающимися событиями, а краснощекая растрепа, вскочив на ноги, честила Зеда на чем свет стоит. В то же время Грейтхаус и Мэтью заметили, как один из джентльменов, сидевших в глубине зала (тот, что отпустил замечание об оскорблении, якобы нанесенном его носу), извлек из складок своего плаща, висевшего на колышке в стене, короткий клинок.

— Если никто не выпроводит отсюда этого черного урода, — объявил он, вздернув подбородок, — то позвольте мне проткнуть его!

Грейтхаус отступил. Мэтью подумал, что теперь-то уж точно пора выбираться на улицу, где не так опасно, как здесь. Но от Грейтхауса не последовало указания уносить ноги, все та же полуулыбка, способная взбесить кого угодно, не сходила с его лица.

Когда на сцену вышел фехтовальщик, Зед посмотрел на Грейтхауса, как показалось Мэтью, вопросительно, но о чем бы ни хотел осведомиться раб, ответа он не получил. Попытки Диппена Нэка встать увенчались успехом, и констебль поднял дубинку, чтобы начать вершить правосудие согласно своим представлениям. Пошатываясь, он сделал шаг по направлению к Зеду, но Грейтхаус схватил его за шиворот, посмотрел на него, твердо сказал: