Мистер Ивнинг - [10]

Коттедж Лили пользовался определенной известностью. В округе не было других домов, а окна ее гостиной выходили на густой лес. Здесь она могла заниматься чем угодно, и никто бы ни о чем не узнал, если только не встать перед огромным окном почти во всю ширину ее комнаты: впрочем, заглядывать внутрь мешала листва, а порою и плотный туман.

Хобарт понимал, что этот человек, кем бы он ни был, пришел сегодня не для того, чтобы учить ее Христовой любви, а дабы предаться любовной страсти. Хобарт слышал о молодом проповеднике — преподобном отце Макгилеаде; ему рассказывали о его особых молебнах, намекая, что священнослужитель полон нерастраченной энергии. Люди говорили, что он слишком громко кричит на проповедях, а вены у него на шее надуваются от напора пульсирующей крови.

Хобарт занял наблюдательный пост под прикрытием большого хвойного дерева и вовсе не удивился, когда мужчина, которого он считал молодым проповедником, обнял Лили.

Но затем случилось непредвиденное, почти невообразимое: с ловкостью профессионального гимнаста проповедник вмиг сбросил с себя одежду и встал в чем мать родила посреди ярко освещенной комнаты. Сама Лили оцепенела, точно мышь при внезапном появлении змеи. Она смотрела невидящим взглядом и даже не пыталась помочь мужчине, пока он ее раздевал. Но, судя по тому, как непринужденно он себя вел, они наверняка совершали это и раньше. «М-да, — признался себе Хобарт в безопасной древесной тени, — обычно любовники делают это постепенно». Он рассчитывал, что молодой проповедник поговорит с ней хотя бы четверть часа, затем возьмет за руку, потом, возможно, поцелует и, наконец (ах, как медленно и возбуждающе, по крайней мере, для Хобарта!), разденет и привлечет к себе.

Однако это гимнастическое выступление привело наблюдателя под хвойным деревом в полное замешательство. Во-первых, огромные размеры полового органа проповедника, вздувшиеся на нем вены и непривычная воспаленная краснота напомнили Хобарту сцены, виденные при работе на ферме. Он также вспомнил хирургическую операцию, совершенную по необходимости в маленьком и тесном кабинете врача. Тут проповедник толкнул Лили к стене, решительно набросился и проник в нее. Глаза у мужчины завращались, словно его затягивал какой-то всасывающий аппарат, а изо рта внезапно полилась невероятно обильная слюна, и он стал похож на человека, надувающего огромный воздушный шар. Его шея судорожно выгнулась, а соски напряглись, точно их подвергали ужасным пыткам.

В эту минуту Хобарт, не осознавая своих действий, вышел из укрытия, шагнул к окну и замахал руками, словно останавливал грузовик. (Позже Лили признавалась, что и впрямь решила, будто кто-то с двумя белыми флажками в руках зовет на помощь.)

Пронзительный крик разоблаченной Лили разбудил округу, и по соседству залаяло множество сторожевых псов, точно поднятых по тревоге.

— За нами подглядывают! — наконец вымолвила она и трижды какофонически вскрикнула. Но стоявший спиной к окну проповедник, казалось, страдавший тяжелым физическим недугом, полностью сосредоточился на своих телесных потребностях и, хотя Лили пыталась вырваться, лишь плотнее к ней прижимался. Тогда ее вопли усилились и, наконец, сравнялись по громкости с лаем сторожевых псов.

Даже Хобарт, очевидно, столь же дезориентированный, как и парочка, негромко закричал, продолжая тщетно размахивать руками.

— Нет, нет и нет! — Лили все же удалось подобрать и выдавить из себя эти слова. — Кто бы вы ни были, уходите сейчас же!

Теперь Хобарт подошел прямо к окну. Перестав махать, он прижался носом и ртом к стеклу.

— Это я, — попробовал он успокоить. — Хобарт, брат Эдварда Старра! Ты разве не видишь? — он совершенно не понимал, что дальше делать или говорить, но рассудил так: напугав и испортив им удовольствие, он должен теперь назваться и объяснить, что не собирался причинить им вреда. Однако его обращение еще больше испугало Лили, а ее молодой партнер забарахтался, как будто тонул на глубине.

— Это Хобарт Старр! — воззвал к ним соглядатай, подумав, что его, видимо, приняли за взломщика.

— Боже милостивый, — вздохнула Лили. — Если это ты, Хобарт Старр, пожалуйста, уходи. Имей хоть каплю приличия… — тяжело дыша, она попыталась закончить фразу.

Но в ту же минуту проповедник разорвал верхнюю часть платья Лили: ее груди и соски глянули на Хобарта встревоженными детскими личиками.

— Я войду в дом объясниться! — прокричал Хобарт снаружи.

— Ты не посмеешь! Нет, нет, Хобарт! — заорала в ответ Лили, но незваный гость отпрянул от окна, споткнулся о какие-то низкие кустики и вскоре вошел в гостиную, где проповедник уже громко сопел, изредка даже взвизгивая.

— Что на тебя нашло? — заговорила Лили, как вдруг проповедник припал ртом к ее губам и сдавленно завопил, причем из живота у него доносилось похожее на барабанную дробь урчание.

Хобарт уселся рядом со стоявшей парочкой.

Проповедник наконец-то отвалился от Лили, рухнул на пол рядом с сидящим Хобартом, что-то выкрикнул и захныкал. Лили по-прежнему стояла, прижавшись спиной и ягодицами к стене, и тяжело дышала, точнее, судорожно глотала воздух. Прервав свои странноватые всхлипы, ее партнер встал, оделся и, нетвердо держась на ногах, вышел в кухню. Со своего стула Хобарт высмотрел на длинном кухонном столе (такие обычно ставят в просторных школьных кафе) не меньше пятнадцати различных выпечек, которые Лили приготовила специально для завтрашнего церковного собрания.