Мистер Икс - [83]

Несколько минут спустя мне удалось пробраться к себе в комнату.

«Департамент полиции Эджертона» – было напечатано на заклеенном конверте, который лейтенант Роули вверил Хелен Джанетт. Внутри находился пластиковый пакет, тоже запечатанный, с четырьмя белыми маркировочными бирками. Номер дела и мое имя были нацарапаны на двух первых. Лейтенант Роули и кто-то из хозяйственного отдела подписали две другие. В пластиковом пакете была пачка денег. Я вывалил деньги и пересчитал. Четыреста восемьдесят один доллар. Я громко рассмеялся и набрал номер телефона Сьюки Титер.

50

Автобус высадил меня в Колледж-парке в двух кварталах к югу от кампуса Альберта. Я шел по Арчер-стрит до тех пор, пока не увидел потрепанный погодой деревянный знак «Прикладное искусство Риверрэна» над крыльцом трехэтажного, обшитого вагонкой дома Сьюки Титер.

Комната справа от входа была заполнена стойками, рамами и подставками с афишами, плакатами, поздравительными открытками, репродукциями картин, рисунками, ткаными гобеленами, полками с керамикой и стеклом. Комната поменьше, та, что слева, использовалась как кладовая и мастерская. Хотя Сьюки организовывала у себя выставки местных художников, основным доходом была продажа постеров и изготовление рам для картин.

– Это единственное место на сотни миль вокруг, где вы найдете приличные кисти и краски, и тем не менее мне не по карману то, что требуется для работы, – посетовала Сьюки. – Все так дорого! Пора чинить крышу. Пора ремонтировать отопительный котел. Двадцать тысяч долларов решили бы проблему, но мне едва хватает денег, чтобы заплатить двум своим помощникам, работающим на полставки. Они не уходят, потому что я готовлю им ужин и нянчусь с ними, как мамаша.

В гостиной Сьюки абстрактные и сюжетные картины перемежались с глиняными горшками и выдувными стекляшками на полках.

– Все это работы художников, которые выставляются у меня в галерее, за исключением полотна слева от вас.

Нечто мрачное, какая-то сложносочиненная мешанина грязно-красных и коричневых пятен занимала почти четверть стены.

– Ну, как вам?

– Так сразу и не скажешь, погодите минутку, – пробормотал я.

– Полная безнадежность, и вы прекрасно это понимаете. Рэчел Милтон отдала мне эту картину много лет назад, но мне все не хватает духу избавиться от нее. Не хотите ли чаю?

Сьюки вернулась с двумя чашками травяного чая и села рядом со мной на упругие подушки дивана.

– Мне, наверное, не стоит злиться на Рэчел. По крайней мере, она поддерживала связь со Стар. Может, она даже придет на похороны.

Лицо Сьюки вдруг приблизилось, и она обняла меня за плечи. Я окунулся в облако ароматов мяты и сандалового дерева. Она поцеловала меня в щеку. Ее лицо плавно скользило в золотистой дымке в двух-трех дюймах от моего. Глаза ее мерцали: один – нефритовой зеленью, другой – сияющей бирюзой.

– Скажи. Ты знаешь, о чем я, просто скажи мне.

Я залпом выпил приправленный женьшенем чай и рассказал о последнем дне и последней ночи мамы. Как только я упомянул имя «Райнхарт», по взгляду Сьюки я понял, что имя это ей известно. Не вдаваясь в подробности, я рассказал ей о появлении Дональда Мессмера в свидетельстве о браке и моем свидетельстве о рождении.

– Я словно блуждаю в тумане. А тетушки и дядюшки ведут себя так, будто им доверили хранить секреты государственной важности. – Меня вдруг накрыла волна горя, и все остальное стало таким ничтожным перед его неотвратимостью.

– Мне надо выбраться из тумана. Я хочу знать, кем был Райнхарт и каким образом в эту историю попал Мессмер.

Сьюки сжала мою ладонь.

– Он был моим отцом, так?

– И ты так на него похож, что мне даже жутко.

Я вспомнил, как едва заметно расслабился Макс Эдисон, когда я сказал, что пришел по своим семейным делам. Он точно знал, чей я сын.

– Скажите, – попросил я, повторяя ее слова, – прошу вас, скажите мне.

Сьюки Титер откинулась на спинку дивана.

51

Осенью тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года самые рисковые студенты факультета искусства и литературы Альберта поздними вечерами стали частенько замечать за дальним столиком кафе «Голубая луковица» необычного человека. Его поразительно красивое лицо – красивое, в то же время мертвенно-бледное и хмурое – обрамляли темные волосы, когда он сосредоточенно склонялся над столом, в одной руке держа сигарету «Житан» без фильтра. Другая его рука, пальцы которой сжимали карандаш, зависала в воздухе над документом, напоминавшим отпечатанную на машинке рукопись. Это был Эдвард Райнхарт. Благоговейный страх и притягательность, казалось, окружали его, и страх поначалу был сильнее. Однако со временем ограждавшие его таинственные барьеры пали. Да, он писатель, ему пришлось приехать в Колледж-парк, чтобы убедиться, какие здесь отличные книжные лавки и близкое ему по духу общество; если он мог бы желать еще чего-то, так только получения доступа в библиотеку колледжа, славящуюся своим собранием дубликатов. Эрвин Лик, молодой преподаватель английского, одним из первых отвоевал плацдарм для знакомства, когда вскоре отыскал механизм (правда, сомнительного характера), обеспечивший Райнхарту доступ в библиотеку колледжа. Впоследствии Райнхарта частенько можно было встретить в читальном зале – за одним из столов он трудился над своим творением Ему было лет тридцать пять, может, чуть больше. Его притягательность стала еще сильней – хотя в усилении не нуждалась – оттого, что от этого человека веяло опасностью и он явно принадлежал к криминальному миру. Эра Райнхарта началась.