Мистер Джиттерс - [5]

Я поднимаюсь на лифте в пентхаус и попадаю в мраморный коридор с одной лишь дверью – нашей. Я сосредоточенно копаюсь в сумке в поисках электронного ключа, который позаимствовала у Нолана, и едва не вляпываюсь ногой в липкую бурую жидкость, скопившуюся под дверью. Кажется, один из фанатов снова прислал подарочек.

Мы с Ноланом переехали в эту квартиру полгода назад, и за это время он уже успел стать счастливым обладателем коробки с дохлыми жабами, пирога с начинкой из собачьих внутренностей (как сообщили нам судмедэксперты) и – совсем недавно – банки с человеческим пальцем ноги. Если бы Нолан был менее дотошным и не настаивал бы на том, чтобы лично просматривать почту, Ларри успевал бы перехватывать эти сюрпризы. Но тогда мне не было бы никакого смысла их отправлять. (Шучу. Это не только моих рук дело. Я прислала лишь палец. И только потому, что Нолан уперся и не разрешил мне купить личный ноутбук. Опять начались нотации на тему «опасностей интернета», «тебе будет гораздо лучше без всего этого вранья» и так далее. То же самое я слышу, когда он безосновательно увольняет моих репетиторов, которые якобы недостаточно хорошо следят за тем, что я делаю в сети). В любом случае радость дарения слегка омрачил тот факт, что Нолан швырнул банкой в стену на кухне. Она, естественно, разбилась, и фальшивый палец приземлился прямо в мой кофейник.

И да, ноутбук мне так и не купили. И телефон тоже.

Теперь «кровь» тонкими струйками вытекает из-под двери, заполняя желобки между мраморными плитами и подбираясь ко мне все ближе. Я останавливаюсь перед лужей. По краям она кажется еще более темной и начинает подсыхать. Я подношу карту к замку, но не успеваю провести ей, как дверь слегка подается внутрь. Я зажмуриваюсь в ожидании холодной ярости Нолана, но за дверью никого нет. На паркете я тоже обнаруживаю запекшиеся пятна крови. Следы прерываются, словно кто-то тащил тяжесть и делал остановки. По спине пробегают мурашки. Я сжимаю в руке электронный ключ и выставляю его вперед, словно оружие, прежде чем решаюсь войти.

– Нолан?

Он не отвечает, но я слышу что-то. Возможно, тихую музыку. Ничего конкретного, но почему-то мне кажется, что Нолан дома. Хм. Он никогда не ушел бы, оставив дверь открытой. Обойдя лужу, я наконец вхожу в квартиру. Пахнет заказанной прошлым вечером едой, кокосовым маслом, которое наша помощница по дому использует для кожаной мебели, и монтиками Нолана – сигарами Montecristo Relentless № 2, которые он курит дважды в день в строго отведенное время. Но я чувствую и другой, незнакомый запах, терпкий и неприятный.

В длинном коридоре достаточно темно, но я все же могу разглядеть, куда ведет бурая дорожка – между коробками, сложенными вдоль стен, мимо кухни в кабинет Нолана. Если честно, я понятия не имею, что он там делает, когда запирается один, но дверь в его кабинет, украшенная витражной вставкой в виде геометрического пазла, всегда закрыта – даже когда его нет дома. А сейчас открыта.

– Нолан, ты дома?

По-прежнему нет ответа, но теперь я могу различить невнятные звуки, доносящиеся из кабинета. Снова этот чертов джаз T’ain’t No Sin[5], одна из его любимых песен. Один и тот же такт повторяется из раза в раз, словно пластинку заело. Нолану вряд ли это понравится.

Здесь красная дорожка расширяется, просачиваясь между дощечками паркета и разветвляясь, словно вспухшие вены.

– Ты оставил дверь открытой…

Я иду вдоль дорожки, ведущей к кабинету. Кровавый след становится все более вязким и густым. Я знаю, что из пакета не могло вылиться столько «крови». Я знаю это. Может быть, Нолана вызвали в студию, и он не успел навести порядок. Тогда мне нужно успеть прибраться до его возвращения. Это было бы оптимально.

Мне неловко заходить в кабинет Нолана без разрешения. Но для этого требуется всего лишь два быстрых шага. Я попадаю в невидимое облако сигарного дыма. На большом дубовом столе в горстке пепла лежит окурок. Рядом с пепельницей. Рядом, а не в ней – как будто сигара выпала из рук, а потом ее забыли убрать. Здесь точно что-то не так.

Хватит. Хватит! Что за детский сад, Лола.

В кабинете Нолана еще ничего не упаковано. Он любит оставлять свое рабочее пространство как есть. На стенах – полки с книгами, наградами и фотографиями со съемок разных фильмов. Дело жизни, предмет гордости. На столе – мое фото в рамочке. Маминого нет.

Лорелея давным-давно самоустранилась из нашей жизни, так что для нее места на письменном столе не нашлось. Но зато она была изображена на обрамленной афише «Ночной птицы» – единственного фильма, в котором она когда-либо снималась. Это культовая работа Нолана, отснятая в родном городе Лорелеи – Харроу-Лейке, штат Индиана. «Ночная птица» уж точно заслуживала почетного места на стене папиного кабинета. А вот Лорелея – нет.

Я выключаю проигрыватель, и жизнерадостная мелодия резко обрывается. Теперь я слышу телефон. Он лежит на боку на письменном столе, и из трубки доносятся тихие тревожные гудки. Я тянусь за трубкой, чтобы повесить ее, и тут замечаю его. Не может быть. Нолан лежит, прислонившись к небольшому книжному шкафу и скрестив руки на груди, словно решил немного отдохнуть. Внезапно я чувствую себя полной дурой: напридумывала себе, будто что-то не так. Конечно же, это шутка. Хотя… Нолан никогда не шутит, тем более в таком стиле. Я чувствую покалывание в пальцах и крепко сжимаю кулаки.