Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны - [7]
И вместо того, чтобы ответить в обычном для него колюче-насмешливом тоне, Эрнест вяло сказал:
— Да нет, пока ничего. Но ведь это не профессия. Я, конечно, знаю, папа, что тебе не по средствам дать мне настоящую специальность.
— По-моему, я и так уже много для тебя сделал, Эрнест.
—Ты сделал все, что мог, папа, для всех нас. — Он помолчал, потом снова заговорил, густо покраснев: — Может быть, с моей стороны глупо так рассуждать, но я встречаюсь по службе с клерками-практикантами и с начинающими адвокатами. Никаких особых хитростей в этой работе нет, я бы моментально все это постиг. А мне приходится выполнять их поручения, величать их «сэр» только потому, что их отцы дали им возможность выйти в люди. Кроме того, они не отличаются чрезмерной тактичностью.
— Ага! — сказал мистер Бантинг, вспомнив Вентнора и ощутив в сыне товарища по несчастью. — Передразнивают? А тебе это не по нутру?
— Да нет, не в этом дело. Просто мне тоже хотелось бы иметь возможность выйти в люди, по-настоящему выйти в люди.
Сочувствие сыну смягчило недовольство мистера Бантинга.
— Но у тебя есть такая возможность, — запротестовал он. — Ты человек молодой, способный. Вот доживешь до моих лет, тогда и прощайся со всеми надеждами, а сейчас еще рано.
Но, насколько отец мог судить, такие разговоры не производили на Эрнеста должного впечатления.
Сейчас Эрнест спускался по лестнице, одетый в светло-синий двубортный костюм, качеством куда лучше отцовского. Он подошел к шкафчику в холле и достал оттуда свою серую фетровую шляпу, лежавшую в бумажном пакете.
— Ты куда, Эрнест?
— На состязание по крикету. Ведь скоро конец сезона.
— Я хотел немного прогуляться. — В этих словах слышалось робкое приглашение. — Сегодня за городом, наверное, очень хорошо.
— Да, на-верное. Ну, до свиданья, папа.
Эрнесту, должно быть, и в голову не пришло, что отцу не хочется идти одному. Мистер Бантинг проводил его глазами до калитки, выкрашенной зеленой и белой краской, и дальше по Кэмберленд-авеню. Высокий, стройный, действительно незаурядный юноша. Какая жалость, что у него не лежит душа к работе! С болью в сердце мистер Бантинг увидел, как Эрнест повернул за угол.
В коттедже «Золотой дождь» воцарилась тишина, на душе у мистера Бантинга — одиночество. Почему он не сказал Крису начистоту: слушай, сынок, у меня столько всяких забот и волнений. Я не могу торчать здесь один. Будь другом, оставь своего Ролло и пойдем со мной погулять. Если бы ты знал, как это подбодрит меня!
Хоть и нелегко такое вымолвить, а все-таки следовало бы. Неужели бы Крис не откликнулся? А вот Эрнесту ничего подобного не скажешь.
Мистер Бантинг подошел к камину и остановился, вслушиваясь в тишину дома. Ни единого звука, кроме тиканья идеально выверенных часов. Шагнув в сторону, мистер Бантинг задел ногой кочергу; она упала с таким грохотом, что он вздрогнул. Сердце испуганно забилось. Теперь все действует ему на нервы. Чувство одиночества угнетало его, хотя прежде он тысячу раз оставался един в гостиной. И без всяких на то оснований мистер Бантинг дотронулся большим пальцем до запястья и почувствовал биение пульса — как будто не своего, а чужого. Он сосредоточенно посмотрел на себя в зеркало над камином. Он разглядывал свое лицо, словно это было лицо какого-то незнакомца, сидевшего напротив него в автобусе. Как странно! За последнее время столько было всяких ужасов и волнений, и хоть бы они как-нибудь оказались на нем! И он подумал: «Вот каким меня видит Вентнор. Вот он, Бантинг, из отдела скабяных товаров, шестидесяти двух лет отроду: таков я на взгляд Вентнора». Вентнор! Ведь он дал себе слово не думать о Вентноре. Но стоило только остаться наедине с самим собой, и Вентнор выскочил, точно из засады, и шагнул вперед, поглядывая на него своим высокомерным взглядом. Мистер Бантинг услышал этот до противного жеманный голос: — Э-э... Бантинг!
— Провались ты к чорту! — пробормотал он. Что с ним такое делается? Неужели он не может совпадать со своими мыслями? Одиночество — вот в чем вся штука; не с кем поговорить, нечем заняться. Он вспомнил о жене. По субботам миссис Бантинг обычно ложилась после обеда, а он садился у нее в ногах и мирно разговаривал с женой, пока она отдыхала. Мистер Бантинг поднялся на цыпочках по лестнице и тихонько вошел в спальню. Жена лежала на кровати одетая и спала. Ее жидкие волосы чуть растрепались; черты лица, смягчившиеся во сне, выдавали ее возраст, чего никогда не бывало в часы бодрствования. Мистер Бантинг с нежностью смотрел на нее. Он не огорчался тем, что это лицо, много лет назад пленившее его своей миловидностью, стало теперь совсем другим. Они были вместе уже сорок лет. Мистер Бантинг женился, имея сотню фунтов на текущем счету и жалованье тридцать два шиллинга и шесть пенсов в неделю. Какие далекие времена, если оглянуться на них отсюда, из относительного комфорта «Золотого дождя»! Когда мистер Бантинг вспоминал свою холостяцкую жизнь, ему приходилось возвращаться вспять к отдаленным годам, которые были лишены для него плоти и крови. Он словно прожил с женой всю свою жизнь. А сейчас она спит. Придется обойтись без того успокоения, которое дает ему ее голос. И спит крепко! Он прислушался к ее ровному дыханию. Потом осторожно поднял край пухового одеяла, укутал ее ноги в домашних туфлях, бесшумно опустил шторы и так же на цыпочках спустился вниз.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В третий том вошли роман «Нетерпение сердца» и биографическая повесть «Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой».
«Заплесневелый хлеб» — третье крупное произведение Нино Палумбо. Кроме уже знакомого читателю «Налогового инспектора», «Заплесневелому хлебу» предшествовал интересный роман «Газета». Примыкая в своей проблематике и в методе изображения действительности к роману «Газета» и еще больше к «Налоговому инспектору», «Заплесневелый хлеб» в то же время продолжает и развивает лучшие стороны и тенденции того и другого романа. Он — новый шаг в творчестве Палумбо. Творческие искания этого писателя направлены на историческое осознание той действительности, которая его окружает.
Во 2 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли повести «Низины», «Дзюрдзи», «Хам».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В этом томе предпринята попытка собрать почти все (насколько это оказалось возможным при сегодняшнем состоянии дюмаведения) художественные произведения малых жанров, написанные Дюма на протяжении его долгой творческой жизни.