Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны - [159]

А теперь он умер. Все мысли кончались на этом, растворялись в этом одном слове. Никогда уже они не услышат, как он идет, насвистывая, по дорожке.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Возвращаться на службу после смерти Криса было для мистера Бантинга тяжелым испытанием, и ему пришлось постоять некоторой время перед дверью, собираясь с духом, прежде чем войти в магазин. Но он прошел по отделам к своему закутку, повидимому, никем не замеченный. Кордер, угадывая, что сейчас он нуждается только в одном — чтобы его оставили в покое, избавил его от бесконечного повторения одних и тех же ненужных выражений сочувствия. И мистер Бантинг с головой ушел в работу; дело нужно было делать попрежнему, и забота о мелочах помогала ему забывать самое главное.

В первый же день по возвращении он с обычной своей аккуратностью просматривал почту, облокотившись о стол. Но смысл написанного доходил до него с трудом, что-то все-таки ускользало, как ускользает звук от глухого, сколько бы он ни напрягал слух. Значит, он не совсем еще пришел в себя; раньше, помнилось ему, он удивительно быстро догадывался, что именно требуется клиенту.

Очень часто в эти первые дни он ловил себя на том, что погружался в какой-то транс, и мысли о работе незаметно сменяются мыслями о том, как-то Мэри проводит одна эти дни. Ей, конечно, очень тяжело, она все в той же обстановке, повсюду она видит вещи Криса. И вдруг, опомнившись, он взглядывал поверх перегородки на циферблат больших часов, и найдя, что стрелки не передвинулись, хватался за свои часы, не в состоянии понять, что эти трансы длятся всего мгновение. Потом он сосредоточивал все свое внимание на письмах, перечитывая их медленно и тщательно до тех пор, пока все не становилось ему ясно.

Чуть ли не первым из всего магазина прямо заговорил с ним мистер Бикертон. Он зашел к нему в закуток, прежде чем подняться наверх, в контору, и мистер Бантинг встретил его, призвав на помощь всю свою выдержку. Он стоя выслушал слова своего шефа — они были доброжелательны и искренни, в них было все, что может быть в словах; никто ведь не мог ничего ему дать кроме слов, сочувственных, но бессильных. Мистер Бантинг терпеливо выслушал их, не отвода глаз от пресс-папье. Когда шеф замолчал, он поднял глаза и сказал.

— Благодарю вас, сэр. Я это очень ценю. Конечно, никто не понимает, что значит потерять сына, пока сам своего не потеряет. Я и не жду, чтобы они понимали. Это уж нам с его матерью нужно как-то пережить и при этом не пасть духом.

Мистер Бантинг не знал, что. во время этого двухминутного разговора он был исполнен истинного и скромного величия, словно человек, которого один-единственный раз в его жизни увенчали лаврами.

— Правда, — сказал мистер Бикертон. — Это одни, мы понимаем. Мы должны терпеть и не падать духом.

Он ушел. Его слова, отозвавшись эхом в душе мистера Бантинга, наконец, дошли до его сознания.

— Джо, — начал он, перейдя в отдел ковров, — разве у Старого моряка тоже погиб сын на фронте?

— Как же, а ты и не знал? Ещё в самом начале. Оттого и жена к нему часто приходила.

Мистер Бантинг, задумавшись, вернулся к своему столу. Он не мог припомнить ни одного дня за все последние месяцы, когда мистер Бикертон пришел бы на службу не такой, как обычно, изменился бы хоть на иоту; всегда безупречно одетый, точный во всем, лаконичный, требовательный, как адмирал. Удар нанес ему глубокую внутреннюю рану, и только гордость скрывала рубцы. Он напоминал стоика, или древнего спартанца (исторические познания мистера Бантинга были довольно смутны), или тех аристократов, которые без трепета смотрели на топор палача. — Должно быть, учился в привилегированной школе, — пробормотал мистер Бантинг, впервые не вкладывая в эти слова презрительного оттенка. Бывают же такие люди, не человек, а кремень; он изумлялся им, но сам был не в состоянии подняться до таких высот. Он хорошо знал, что мужества в нем мало.

На гвозде, вбитом в перегородку, висел его противогаз, вещественное свидетельство того недоверия, которое мистер Бантинг продолжал питать к Гитлеру. Но, в сущности говоря, мистер Бантинг сейчас уже мало интересовался противогазом; этот висел здесь просто потому, что дома ему выдали другой.

После смерти Криса он первым долгом попросил мистера Ролло записать его на более активную работу. Он просил спокойно, но настойчиво, и отклонил довод, будто бы Килворту не угрожает непосредственная опасность. Со смертью его сына в рядах борющихся против Гитлера образовалась брешь, и, поскольку это в силах мистера Бантинга, он намерен заполнить ее. Теперь он был чем-то вроде связиста в местном штабе Гражданской обороны; ему дали особого фасона противогаз в мешке и стальной шлем, такой же, как у Оски, только он стеснялся выставлять его напоказ. Он сидел в штабе по вечерам, три раза в неделю, и возвращался домой ранним утром, чтобы урвать несколько часов сна, если этому не мешала тревога.

Миссис Бантинг уговаривала его бросить работу в штабе. Это уж слишком, убеждала она, такая работа ему не под силу. Но Джули потихоньку отговаривала мать.

— Пусть его, если хочет. Ему кажется, что его мало используют. Я сама хочу итти в шоферы санитарной машины. Надоело сидеть в бюро снабжения и вязать.