Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны - [149]

— Ну, конечно, ступайте развлекайтесь, — сказал он и подумал о Берте. Крис и Моника будут далеко не в восторге, если Берт увяжется за ними; но Берт был лишен такта. Это было его самой ярко выраженной чертой характера, если не считать совершенно чудовищного аппетита. За столом мистер Бантинг, откровенно говоря, все время наблюдал за Бертом — не из-за недостатка гостеприимства, а просто из любопытства, которое естественно возникает у человека при виде всякого из ряда вон выходящего явления.

Он закурил трубку, обычно следовавшую за каждым принятием пищи, и, стоя на коврике перед камином рядом с Бертом, занимавшим около трех четвертей пространства, принялся обдумывать способ, как бы избавить от него Криса и Монику. Необходим стратегический прием; нужно задержать его здесь, пока Крис и Моника не уйдут. Можно, например, поводить его по саду, так сказать, поводить за нос.

— Я, пожалуй, пойду поговорю с мисс Бантинг.

Мистер Бантинг посмотрел на него в полной растерянности; затем лицо его прояснилось. — То есть с Джули? Она в саду. Скажи ей, чтоб она показала тебе огород. — Он предупредительно распахнул перед ним дверь и легонько подтолкнул его к выходу.

Джули в саду срезала розы, являя собой весьма живописное зрелище. Она всецело была поглощена этим занятием. Она тщательно составляла букет, с большим вкусом подбирая цветы и не гнушаясь иной раз перегнуться через забор и позаимствовать недостающий для полного эффекта цветок с кустов мистера Оски. Берт уже давно определил, что она — художественная натура, и при этом новом доказательстве его охватили робость и боязнь помешать занятию, в котором он чувствовал себя профаном. Поэтому он был приятно удивлен, когда, не поднимая головы, она встретила его вопросом.

— Берт, как же ты назвал свой новый танк?

До чего женщины любопытны! Как часто приходилось ему с этим сталкиваться — словно булавку воткнут в тебя в ту минуту, когда ты подходишь к ним с самыми дружескими чувствами.

— Может быть, ты назвал его «Мститель»? Или каким-нибудь хищным зверем или птицей, «Коршун», например, или «Филин»?

— Ну, брось это.

Она взглянула на него, прижав букет к, груди, — очаровательная поза. — Ну, Берт, скажи мне.

— Видишь ли, вот это как вышло, — начал он, заранее приготовляясь к защите. Однако, обнаружив, что это довольно сложное дело, он махнул рукой и в порыве безрассудной откровенности выпалил: — Я назвал его «Джули».

Она выпрямилась. — Вот как! Даже не «Чудовище», а просто «Джули»?

— Послушай! Ты меня не поняла.

— У тебя много знакомых девушек по имени Джули?

Берт почувствовал, что краснеет, но все же кое-как выдавил из себя: — Только ты одна.

— Хм! — произнесла она, положила на ладонь рядышком две розы и с той неожиданной сменой настроения, которая всегда ставила его в тупик, добавила: — Это очень мило с твоей стороны, Берт. Я польщена. Я удивлена, конечно, но все же я польщена.

— Значит, все в порядке, — сказал он великодушно и, почувствовав под ногами твердую почву, принял более непринужденную позу. Он вытащил трубку, совсем новую, еще пахнущую деревом больше, чем табаком, и раскурил ее. Но вспомнив, что курение всегда вызывало в нем желание плеваться, сунул ее обратно в карман. Надо бы завести себе такую, как у Криса, с патентованным фильтром в чубуке.

— Может, прокатить тебя в «кортон-дэвиде»?

— С удовольствием. Только не сейчас.

— А когда?

Она пожала плечами. — Как-нибудь в другой раз.

Они пошли по газону, направляясь к воротам. Ему показалось, что его выпроваживают вон. Не очень-то гостеприимно, принимая во внимание то, что он ей сказал, подумал он, если, конечно, она не обиделась. Крис и Моника уже ушли, так что оставаться, в сущности, было незачем. Конечно, можно пойти к Молли Филлин, она «обожала», когда ее катали в «кортон-дэвиде». Она обожала сотни всяких вещей, которые Берт находил довольно разорительными; по правде говоря, он уже давно открыл, что она настоящая маленькая вертлявая пиявка.

Джули подошла к изгороди и облокотилась о нее, устремив взгляд на дорогу. Момент был самый подходящий для интимной беседы. Берт тоже облокотился об изгородь: что-то похожее на близость возникало между ними. Вдруг она оживилась.

— Посмотри, Берт, твой приятель собачник.

Конечно, это был он, в кепке и обмотках, — никаких сомнений. Подмышкой он держал черного, как уголь, щенка; голова у щенка моталась из стороны в сторону, как у фарфорового китайского мандарина, нос с фырканьем обнюхивал прижимавший его локоть, а короткие передние лапы беспомощно болтались в воздухе. Необыкновенно живое, милое создание, с первого взгляда внушающее к себе любовь.

Приятное предчувствие охватило Джули. Она приподнялась на цыпочки и следила, как человек с щенком внимательно изучает дощечки на всех воротах, решив, повидимому, во что бы то ни стало доставить щенка по назначению.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал Берт, отодвигая свои сапоги на несколько дюймов в сторону.

— Нет, не уходи. Это шотландский террьер. Я уверена, что это для меня. Видишь, он идет сюда.

Берт, как видно, тоже был уверен в этом; его смущение выдавало его. В эту минуту она подумала: какой он все-таки милый, такой большой, нескладный, косноязычный. И то, что он хотел убежать от ее благодарности, делало его еще более милым, — она еле удержалась, чтобы не сказать ему об этом.