Миссия вторжения - [12]

— Маша, скажите, за день-два до смерти Александра Васильевича не случилось ли чего-либо неординарного, из ряда вон выходящего? Ну, например, некое событие, возможно неприятное известие…

Она ответила чересчур быстро:

— Нет, нет, что вы! Все было… как обычно…

Чтобы не тратить зря времени, майор решил сменить тему.

— Ну хорошо, Маша. Оставим это. Скажите, не было ли у Максимова любовницы? — майор внимательно следил за реакцией Кирилловой.

— Думаю, что нет. Хотя со стопроцентной уверенностью сказать не могу.

— А у вас нет друга, Маша? — Субботин смотрел прямо в глаза Маши, но та молчала, глядя в одну точку за собеседником, туда, где находилось окно.

— Есть, но это не то, о чем многие думают. Отношения чисто дружеские. Мы испытываем взаимную симпатию. Это Анатолий Доленко. Он работает в отделе производства и сбыта изотопной продукции «Центра».

— Ваши отношения с мужем ухудшились из-за него?

— Не только… Все-таки, у нас большая разница в возрасте, различные интересы. И потом, Максимов устраивал сцены по каждому поводу, ревновал… Это было невыносимо.

— А ваше имущественное и финансовое положение здорово ухудшилось бы в случае развода?

Кириллова оторопела от неожиданной смены предмета обсуждения, но быстро опомнилась.

— Конечно, ухудшилось бы, но не очень. Год назад Максимов открыл на мое имя валютный вклад в Сбербанке. Так что пережить развод я как-нибудь сумела бы. Кроме того, я получила бы свободу, которая не имеет цены.

«И которая позволила бы тебе без помех встречаться со своим любовником, — подумал Субботин. — Вовремя отправился Максимов в мир иной. Во всяком случае, с точки зрения его молодой супруги».

Он поинтересовался, что входит в наследство, оставленное ей мужем. По словам Маши, это были две квартиры, две иномарки, гараж, дача в Подмосковье и валютный счет в Сбербанке. «Достаточно большое наследство, чтобы заказать своего мужа, — размышлял Субботин. — В любом случае бытовая версия убийства становится такой же вероятной, как и связанная с его профессиональной деятельностью».

— Маша, попытайтесь вспомнить, что вы делали вечером второго августа, в пятницу? — спросил майор мягко.

— В день убийства?

— Да.

— Я ходила по магазинам, вернулась домой примерно в шесть, приняла душ, немного отдохнула, приготовила ужин и села смотреть телевизор.

— Хорошо, — вздохнул майор, — кто-нибудь из соседей видел вас в тот вечер?

— А чего вспоминать-то? Примерно в семь ко мне пришла моя подруга Юля Брусникина и оставалась у меня до десяти вечера.

— Прекрасно. Что вы делали?

— Болтали, смотрели телевизор, пили чай с тортом. Чуть позже восьми услышали страшный крик Белозерской и выбежали из квартиры. Зрелище ужасное. Бедный Александр Васильевич! Не заслужил он такого конца.

— А до этого никто из вас не выходил из квартиры?

— Нет.

— Ясно. — Субботин был вполне удовлетворен результатами разговора и уже собрался было уходить, как вдруг его взгляд упал на фото молодого артиста-красавца на серванте.

— Извините, Маша, как фамилия этого артиста? Я никак не могу вспомнить, — спросил майор, рассматривая фото.

— Нет-нет, что вы, — жеманно махнула рукой Кириллова. — Какой артист? Это фотография Доленко. Он подарил ее мне недавно.

Получив от Кирилловой достаточно внятные ответы на поставленные вопросы, Субботин поблагодарил ее за содействие и перед уходом вручил ей под расписку повестку. В среду, в десять утра, гражданка Кириллова должна будет явиться в прокуратуру для дачи свидетельских показаний по делу об убийстве Максимова Александра Васильевича…

Когда Субботин, выйдя пересекал широкий двор, мимо него промчался «Ситроен», щедро окатив его водой из глубокой лужи. Субботин невольно выругался и оглянулся на хама, сидевшего за рулем. «Ситроен» притормозил. Из него вышел высокий молодой мужчина в распахнутом светлом плаще и направился к подъезду, из которого Алексей вышел несколько минут назад. Шагнув на ступеньку, мужчина остановился, чтобы закурить. Он явно нервничал и тревожно оглядывался по сторонам. Майор без труда узнал в нем Анатолия Доленко…

* * *

Дом Юрина на улице Арцимовича оказался двухэтажным, из красного кирпича, с большими окнами. Он стоял на холме, и к крыльцу вели каменные ступени. Ни на улице, ни вдоль ступеней, ведущих к дому, не были включены фонари, и Савельев был весьма доволен этим обстоятельством. Владимир Сергеевич позвонил в дверь, сквозь шум дождя расслышал мелодию звонка за дверью.

— Кто там? — раздался металлический голос, удививший его. Он только сейчас заметил домофон, из которого и раздался этот голос. — Кто там? Ответьте пожалуйста.

Савельев склонился к домофону.

— Юрин? Олег Владимирович?

— Да. Кто говорит?

— Савельев Владимир Сергеевич. — Он старался говорить тихо. — Извините, что поздно.

Юрин помолчал. Затем домофон щелкнул и снова раздался голос:

— Подождите. Сейчас открою.

Послышался звон цепочки и грохот задвижек, дверь отворилась, и Савельев увидел мужчину лет сорока, одетого в синий тренировочный костюм. Юрин был красивый мужчина, но к нему уже подкралась ранняя старость, на лицо его легли глубокие морщины. Густые волосы наполовину поседели, глаза смотрели устало.