Миссия в Ташкент - [109]

Мы проехали еще пятнадцать верст в этом направлении, когда въехали в маленькую впадину в степи. С гребня отсюда мы могли видеть внизу, на расстоянии менее мили реку, которая являлась персидской границей. Мы все, возможно, даже несколько неосторожно, въехали на этот гребень. Фактически мы не знали, что находимся так близко к границе. Мы поспешно съехали в лощину, а я продвинулся вперед и, залегши в кустах саксаула, стал рассматривать в свой полевой бинокль все, что мог увидеть.

На другой стороне реки находилось что-то, на таком расстоянии походившее на кладбище, но на самом деле это была персидская деревня Наурозабад с регулярным рядом домов странной формы. Невозможно было на расстоянии определить ширину реки, но я мог видеть очень широкую полосу зеленого камыша вдоль берега с этой стороны реки и более узкую с персидской стороны. Что беспокоило меня больше всего, так это то, что на расстоянии мили от нас, на холме, возвышающемся над рекой, находились какие-то люди, которые встали и ушли. Кто они? Видели ли они нас?

Моим первым порывом было ехать сразу к реке, прежде чем любой возможный враг мог бы подготовиться, но наши проводники не могли сказать о том, какая это река и можно ли было перейти ее вброд. Мы могли видеть что-то вроде брода, но не видели никакого моста.

Не учитывать риск нападения на такой отряд с нашим никчемным вооружением во время поисков брода или попыток пересечь реку неизвестной ширины, казалось просто идти навстречу катастрофе. Я знал, что река была широкой и непроходимой вброд в нескольких милях вниз по течению в сторону Саракса. Поэтому я решил, что необходимо произвести рекогносцировку переправы. Затем наш отряд укрылся в лощине, и двое русских, спрятавшихся в кустах саксаула, залегли там в качестве часовых, наблюдая за всеми передвижениями людей в долине реки, и особенно за тем, чтобы нас не застали врасплох. Предполагая, что люди, которых я видел, были большевистскими часовыми, у которых где-то была поддержка, они легко могли сокрушить нас. Так же было вполне возможно, что кто-то из многих людей, которых мы видели в последние несколько дней, разнес новости о подходе нашего отряда. Все было неопределенно и требовало предосторожностей. В то же самое время я сказал моим двум индийским солдатам, которым я мог доверять, и которые были обучены вещам такого рода, поехать налево от холма конической формы, спуститься к реке и вернуться с другой его стороны. Они должны были сообщить, прежде всего, относительно того, как можно было переправиться через реку. Я вернулся к отдыхающему в лощине отряду, мы ослабили подпруги на лошадях и сделали все, что могли, для наших уставших и голодных животных. Где-то через час я был удивлен появлением неожиданно подъехавших к нам Авал Нуром и Калби Мохаммадом. Один из наших русских часовых должен был, конечно, заметить их появление и предупредить нас об их появлении, но, как оказалось, он вернулся, чтобы поболтать с друзьями. Я был очень рассержен на него за такое несение караула. Как оказалось, последствия такого разгильдяйского поведения оказались очень серьезными. Посланные на разведку мною двое солдат сообщили, что они никого не видели по дороге, и что река, по-видимому, проходима вброд только в одном месте, где явно просматривался брод, находящийся прямо перед нами справа от конусообразного холма. Нам понадобилось несколько минут, чтобы подтянуть подпруги и выехать. Но эти драгоценные минуты не были бы потрачены впустую, не покинь наш часовой свой пост. Мы все оседлали лошадей и тронулись в путь, чтобы проскакать наши последние мили по советской территории. Все были взволнованы и хотели галопом скакать к подножью холма, чтобы попасть на территорию свободы. Однако я сдержал этот порыв. Часть людей нашего отряда были очень плохими наездниками, и я легко мог вообразить неразбериху и трудности при подобных маневрах. «Нет, — сказал я, — мы пойдем нашей обычной рысцой или иноходью».

В качестве меры предосторожности я послал Калби Мохаммада впереди ярдах в двухстах как разведчика. Он поскакал галопом, а мы следом тут же рысцой стали спускаться в долину.

Полоса камыша у реки, должно быть, была шириной ярдов четыреста или пятьсот с этой, русской стороны реки, и когда он достиг ее, Калби Мохаммад что-то выкрикнул и вскинул руку, но продолжал спускаться в долину к реке. Я не мог понять, что он имел в виду, поэтому, крикнув остальным, чтобы они продолжали держаться вместе, поскакал галопом, чтобы догнать его.

Я сумел догнать его уже на берегу реки, и наши две уставшие и измученные жаждой лошади погрузились в воду до подпруг, чтобы насладиться столь долгожданным напитком. Река была здесь шириной приблизительно восемь ярдов[111] и глубиной четыре фута.[112] Калби Мохаммад сказал мне, что когда он спускался к реке, он видел несколько человек, укрывшихся в камышах по его правую руку. В этот момент раздался выстрел, и вслед за ним еще выстрелы. Калби Мохаммад и я фактически находились в реке в этот момент, а остальная часть отряда была в двухстах или трехстах ярдах[113] позади, рысью направляясь к нам. В этот момент я в глубине души больше всего боялся, что персы из деревни Наурозабад, находившейся приблизительно в тысяче ярдов