Миссия на Маврикий - [63]

Рождество прошло с грандиозным праздненством на верхней палубе «Боадицеи», бочонок предусмотрительно засоленной пингвинятины с Мыса послужил заменой гусю и индейке, по еде было и веселье, сливовый пудинг отсвечивал синим под растянутой от свирепого маврикийского солнца парусиной. Новый Год прошел в непрерывных визитах с корабля на корабль, на Двенадцатую ночь мичмана угостили кают-компанию двухсотфунтовой черепахой. Опыт оказался неудачным, черепаха оказалась не того вида, панцирь расплылся в кисель, а все, кто ел злосчастное создание, начали мочиться изумрудной зеленью, Джек же начал каждую вахту поглядывать на барометр.

Это был отличный, крепкий медный прибор, укрепленный на кардановом подвесе над столом, за которым они завтракали, и Джек как раз отвинчивал его крышку снизу, когда Стивен заключил:

— Мне бы надо подумать о следующем путешествии на Реюньон. Это маврикийское варево — гнусное пойло по сравнению.

— Точно — точно. Но ты пей, пока дают, — отозвался Джек. — Лови момент, Стивен, другой чашки ты можешь уже не получить. Я его развинтил, потому что думал, что трубка разбилась. Но ртуть на месте, видишь, но ниже, чем я когда-либо видел в жизни. Ты бы лучше сложил эти свои кости поаккуратнее, в самое безопасное место, какое придумаешь. Ветерок будет душевнейший.

Стивен смахнул позвонки, которые он сортировал, в салфетку, и вышел за капитаном на палубу. Небо было чистое и синее, волнение куда меньше, чем обычно, по правому борту за кормой раскинулся знакомый берег, зеленея в лучах восточного солнца.

— «Мэджисьен» уже готова, — заключил Джек, глядя, как деловитая команда заводит двойные дополнительные штаги. — А «Нереида» еще спит. Мистер Джонсон, эскадре поднять паруса, курс на запад, приготовиться к шторму.

Он направил трубу на Порт-Луи: ну да, опасности, что французы решатся выйти, нет. У них тоже есть барометры, и до них тоже все уже дошло.

— Это что, предвещает ураган? — спросил Стивен тихо, наклонившись к уху собеседника.

— Да, — ответил Джек, — и нам понадобится все пространство, что мы сможем выгадать до начала. Как бы мне хотелось, чтоб Мадагаскар был подальше!

Они выгадали сорок миль, шлюпки на балках было едва видно сквозь найтовы, орудия притянули к портам двойными канатами, звенящими от натяжения, брам-стеньги спустили на палубу, на реях подвязали штормовые паруса, дополнительные сезни и блоки, установили шпрюйт-реи на фоке и бизани. Вся огромная работа, которую мог проделать за оставшееся время опытный экипаж, была выполнена, а над ними все продолжало светить ясное солнце.

Волнение усилилось задолго до того, как восточный горизонт окутало мраком.

— Мистер Сеймур, — распорядился Джек, — планки и парусина на люках. Когда начнется, их разнесет по всему морю.

И вот, началось. Изломанная белая полоса поднялась из моря с невероятной быстротой, за милю до набегающей с востока мглы. За мгновение до того, как она достигла их, зарифленные марселя опали, потеряв свою округлость, а затем неистовый вал воздуха и воды сорвал их с рей с жутким стонущим звуком. Корабль повалило на борт, тьма окутала все вокруг, мир исчез в вездесущем грохоте. Вода и воздух смешались, казалось, у моря больше нет поверхности, больше нет неба, исчезли даже верх и низ. Исчезли моментально для тех, кто был на верхней палубе, для доктора Мэтьюрина это несколько растянулось, поскольку ему еще пришлось скатиться с двух лестниц, и, в конце — концов, он обнаружил себя лежащим на том, что было бортом корабля. Он распрямился и съехал вниз, но тут судно, перевалившись, жутко накренилось в другую сторону, и он, пролетев над палубой сквозь оставшиеся запасы венецианской патоки, приземлился на руки и колени на противоположный борт, и, ошеломленный, вцепился в полной темноте в стеллаж.

Наконец гравитация снова вступила в свои права, он слез вниз, все еще ошарашенный, затем, со звоном в голове, спотыкаясь, проковылял в лазарет. Здесь Карол, формально его помощник, а фактически — корабельный врач, и фельдшер пытались охранить от повреждений фонарь, в свете которого распутывали своего единственного пациента — сифилитика из кормового караула, которого раскачивающийся гамак запеленал в подобие кокона.

Тут они и торчали некоторое время, иногда окликая один другого мрачными голосами. Звания ничего не значили в этом пандемониуме, и фельдшер, старейший член из команды парусного мастера, до сих пор неплохо шьющий, своим надтреснутым голосом начал им рассказывать, как на Ямайке еще мальчишкой видел, как семь линейных кораблей затонули со всем экипажем в шторм, и в половину не такой сильный, как этот. Наконец, Стивен крикнул:

— Пойдемте на корму, мистер Карол, и принесите столько фонарей, сколько сможете раздобыть. Скоро начнут приносить пострадавших.

Они пролезли на корму сквозь мрак — крышки иллюминаторов давно снесло, но света не было, лишь воздух, перемешанный с водяной пылью, рвался сквозь них. Вскоре принесли первых раненых: рулевого, чьи ребра были сломаны спицами штурвального колеса, субтильного марсового, которого ветер швырнул сквозь снасти, сейчас хромого и безучастного, мистера Петера, совершившего такой же полет, как Стивен, но менее удачно — ему это стоило нескольких сломанных ребер и конечностей. Затем в корабль ударила молния, несколько человек получили шок, а один — ужасные ожоги, он умер еще до того, как его принесли вниз.