Миссия на Маврикий - [57]

— Конечно, нет. Это бы означало лишиться «Мэджисьен», а она мне нужна. И еще как нужна, ведь у них сейчас эта громила «Минерва». Пообедаете со мной, Кертис? Потом нам надо пройтись до Порт-Луи.

На «Виндэм» кинули буксирный конец, и поволокли его тяжело груженый корпус дальше, идя в полный бакштаг.

Стивен Мэтьюрин глубоко ошибался, думая, что Джек, повзрослев и остепенившись, рассматривает корабли, как квартиры, более или менее комфортабельные. «Рэйсонейбл» никогда не был его, он не чувствовал по отношению к нему никаких связывающих уз. Другое дело «Боадицея», он входил в ее экипаж, он знал всех членов ее команды, и, за несколькими исключениями, любил их всех. Он был счастлив вернуться, и, хотя Элайот был превосходным офицером, команда радовалась его возвращению. Элайоту же они устроили веселую жизнь, мягко, но эффективно, сопротивляясь малейшим попыткам хоть что-то поменять: «Коммодор всегда любил, чтоб это было так, коммодор всегда делал вот так, капитан Обри лично приказал выкрасить комовые погонные орудия коричневой краской». Джек особенно оценил мистера Феллоуза, своего боцмана, который стоял так же твердо, как в свое время и против планов самого Джека по изменению оснастки, и теперь его массивные и неуклюжие канифас-блоки, позволившие протянуть перлини к топам мачт помогали выдерживать давление огромной площади парусов. Балласт и трюмы «Боадицеи» теперь были переложены, корпус очищен, стоячий такелаж и рангоут обновлены трофеями Сен-Поля, что позволило фрегату отозваться на усилия команды и делать, несмотря на тяжелый груз на буксире, по девять узлов, что подтверждал каждый заброс лага.

— Делаем постоянно девять узлов, — заметил Джек, сойдя в каюту после построения.

— Я просто счастлив, Джек, — отозвался Стивен, — и стану еще счастливее, если ты мне поможешь с этим. Неожиданный крен или толчок — и вот сундук перевернулся.

— Господи, спаси! — воскликнул Джек, уставившись на массу золотых монет, лежащую красивой дугой вдоль подветренной стенки каюты. — Что это?!

— Это известно под техническим термином «деньги», — проворчал Стивен. — И если ты, наконец, поможешь мне их собрать, вместо того, чтобы пялиться на них со страстью, приличествующей скорее Данае, чем королевскому офицеру, мы, возможно, спасем хоть несколько монет, пока они не просыпались через щели в полу. Давай, давай, начинай!

Они сгребали и ссыпали, ползая на карачках, и, когда приземистый и широкий, обитый железом сундучок снова был полон, Стивен сказал:

— Надо их разложить в эти маленькие мешочки, если ты не против, по пятьдесят, и перевязать каждый бечевкой.

— Надо бы сказать тебе, что это такое, — задумчиво протянул Стивен, глядя на растущую кучку тяжелых мешочков.

— Если можно.

— Это то самое проклятое английское золото, с тлетворным влиянием которого Бонапарт и его газеты вновь и вновь призывают бороться. Иногда оно, таки, существует, как ты можешь убедиться. И, могу тебе сказать, тут каждый луидор, наполеондор, дукат, или дублон — настоящий, полновесный. Французы частенько покупают службу или сведения фальшивым золотом или бумагами. Это — жульничество, которое делает шпионаж постыдным.

— Следует ли из того, что мы платим настоящим золотом, что наша разведка лучше?

— Ну, это скорее вопрос богатства. Платные агенты редко дают ценную информацию. Настоящее сокровище, которое не купишь ни за какие деньги — это человек, который ненавидит тиранию так же сильно, как я. В нашем случае это либо роялист, либо искренний республиканец, кто жизнь свою положит за свержение Бонапарта. Я знаю несколько таких на Реюньоне, и, надеюсь, не меньше их найдется и на Маврикии. Что до обычных продажных агентов, большая часть этих мешочков — для них. Может, какая-то польза от этого будет. Да, почти наверняка — цельные натуры встречаются редко. Скажи, когда ты собираешься высадить меня? И как ты оцениваешь шансы в настоящий момент?

— Что до первого, то не могу ничего сказать, пока не заглянем в Порт-Луи. Шансы? На данный момент я все еще думаю, что они равны. Они получили «Минерву», мы усилились «Мэджисьен». Ты, конечно, скажешь, что «Минерва» — куда более тяжелый корабль, и что «Мэджисьен» несет лишь двенадцатифунтовки, но Люциус Кертис — на редкость бесстрашный парень, и отличный моряк. Так что будем на данный момент считать шансы равными. На данный момент потому, что наступает сезон ураганов, и если они будут пережидать его в защищенных гаванях, а мы — в открытом море, то никто не скажет, как мы будем выглядеть через несколько недель.

В течение ночи корабли привели ветер за корму, идя вокруг Маврикия к северу, и, проснувшись, Стивен ощутил, что «Боадицея» стоит на ровном киле, мягко покачиваясь, и назойливая музыка, заполнявшая пространство между палубами последние дни, прекратилась. Доктор наскоро умылся, поскреб бороду, сказал: «С этим надо будет что-то сделать сегодня», — и заторопился в салон в жажде кофе и первой утренней сигары. Киллик был на месте, высовываясь в кормовой иллюминатор с кофейником в руках.

— Доброе утро, Киллик, — поздоровался Стивен. — Где сам?

— Доброе утро, сэр, — отозвался Киллик, — все еще на палубе.